Сплетни живут не только под лестницей
Шрифт:
Однако Изабелле, в силу её происхождения, был чужд циничный и снисходительный подход к подобным вещам. Она разгневанно вырвала девочку из рук мамаши.
– Денег не дам - сама позабочусь о младенце! А тебя, чтобы я больше никогда здесь не видела! Сунешь нос - обвиню в воровстве!
– Истинные леди так себе не ведут!
– Ты ещё будешь меня учить! Пошла прочь!
– Мне бы рекомендацию...
– Не дождешься!
Грубо, ничего не скажешь, но миссис Джонсон стало настолько обидно, что её муж искал утешения в объятиях служанки, что женщина едва сдержалась, чтобы не вцепиться мерзавке в волосы. Если бы она по-прежнему была цветочницей Бетси, то так и сделала,
Впоследствии, заботу о девочке Изабелла стала считать своим долгом, ведь если бы не её отвращение к Джонсону, эта малышка не появилась на свет, заранее обреченной на холод, голод и издевательства окружающих. Да и не смогла бы она подвергнуть сестру своей дочери всем кошмарам существования на лондонском дне, которые испытала когда-то сама. Став крестной матерью Мэри, она заботилась о ней не меньше, чем о родившейся через месяц Беатрис и любила их в равной степени.
Возможно, их платонический роман с обольстительным Дартуэем так ничем и не закончился - Уильям уехал бы по посольским делам в дальние страны, а Изабелла постепенно успокоилась и выкинула его из головы. Но в дело вновь вмешалась судьба - недалеко от маленького поместья Джонсонов находилась богатая усадьба лорда Уэсли. Ещё со времен учебы в привилегированном колледже святой Магдалены Уильяма и Джорджа связывали узы дружбы.
Пытаясь хоть каким-то образом увидеться с неприступной красавицей, Дартуэй приехал в гости к Уэсли и первую же ночь встретил в парке Лонгвуда.
Боже, какая это была ночь, даже спустя много лет, у Изабеллы краснели щеки и учащалось дыхание при воспоминании о миге, когда она увидела под своим окном темную фигуру.
Полнолуние в том году выпало на конец апреля. Молодой женщине не спалось - какая-то неясная тоска томила её сердце, прогоняя сон и заставляя мечтательно любоваться тревожно сияющей голубоватой луной. Изабелла взобралась на подоконник, распахнула окно и глубоко вдохнула головокружительный запах цветущих деревьев. Как же прекрасен был парк, залитый лунным светом! Деревья отбрасывали на дорожки аллей кружевные таинственные тени. Томительно и одновременно сладко кружилась голова, и хотелось чего-то такого, чему и названия не подобрать. Изабелла в последний раз обвела тоскующим взглядом парк, и уже было собралась закрыть окно, когда ей показалось, что одна из теней внизу шевельнулась. Напуганная присутствием посторонних женщина замерла, пристально всматриваясь в темноту.
Очевидно, сообразив, что его заметили, незнакомец вышел из тени, и она сразу же узнала Уильяма Дартуэя. Несколько минут они пристально смотрели друг на друга, а затем возмущенная Изабелла решила спуститься в сад и в резких выражениях указать наглецу, преступившему все мыслимые пределы приличий, что её оскорбляет столь навязчивое преследование.
Намерения миссис Джонсон были чисты, но в её окружении не нашлось женщины, которая бы объяснила Изабелле, насколько безрассудно и опасно оказаться в ночном саду наедине с мужчиной, которого давно и тайно любишь.
Тихонько, стараясь не разбудить прислугу, она выскользнула из дома. Уильям ждал её на том же самом месте - под окном. Похоже, он не удивился при виде возникшей перед ним женской фигуры, и только с силой ухватив её за руку, увлек вглубь аллеи подальше от дома. И растерянно семенящая за ним Изабелла нервно заговорила, чтобы побороть всё больше охватывающее её смятение:
– Ваше поведение возмутительно! Как вы осмелились здесь появиться?! Я, по-моему, никогда не подавала вам повода... У меня муж, ребёнок..., прошу, оставьте нас в покое!
Она взывала к нему с таким взволнованным
Уильям остановился, и, развернувшись к ней, выслушал всё, что Изабелла хотела ему сказать, а потом резким, неожиданным жестом вздернул её подбородок вверх, заглянув любимой прямо в глаза. И женщина словно куда-то поплыла, завороженная этим взглядом и задохнувшись от жаркой надежды на непонятное чудо. Прикосновение горячих губ Уильяма парализовало её волю - именно таких объятий она подспудно ждала всю жизнь. Смутно Изабелла ещё смогла уловить запах свежести, сминаемых их телами фиалок, а потом всё поглотила жаркая, полная нетерпеливых движений и устремлений в чудесную неизвестность сладостная мгла. Никогда в последствии она не переживала ничего подобного - это была ночь открытий, осознания себя женщиной, созданной для того, чтобы любить и быть любимой.
Изабелла опомнилась от слов, ласково защекотавших ухо:
– Дорогая, уже рассветает, тебе пора!
И только потом, уже дома, до ошеломленной женщины дошло, что это были практически единственные слова, которые Уильям произнес в эту ночь, разумеется, не считая безумств, которые он шептал возлюбленной на пике страсти.
Действительно, непонятно, как и когда, но ночь прошла, словно её украли, и сквозь окружающие любовников деревья уже просачивался серый свет - предвестник скорого появления солнца.
Изабелла испуганно подскочила с места, и, даже не взглянув на пытающегося её удержать Уильяма, подхватила юбки и помчалась по парку, объятая ужасом и растерянностью.
Весь день она не находила себе места. Невозможно описать весь спектр чувств, которыми была охвачена молодая женщина: стыд, угрызения совести и неловкость сменялись осознанием того, что мир стал другим, и её охватывала любовь и нежность к человеку, который всё изменил. Она клялась, что больше не допустит адюльтера, и в то же время ловила себя на мысли, что с нетерпением ждёт сумерек. В испуге металась по дому, боясь, что он не придёт, и тут же хвалила себя за то, что убежав, не назначила встречу.
Но Уильям пришёл, причём не только в эту ночь. Они мало разговаривали, и настолько неистово любили друг друга, что Изабеллу впоследствии не покидала уверенность, что их тогда охватило настоящее безумие.
Естественно, что о существовании Сэма Джонсона любовники думали мало, но вскоре он напомнил о себе, да так, что надолго отбил охоту на запретную любовь.
К концу подходила неделя их тайных свиданий, когда в Лонгвуд прибыл курьер с прискорбным известием - корабль, на котором возвращался домой её муж, потерпел крушение, и Изабелла вновь стала вдовой. Да ещё обстоятельства сложились таким несчастливым образом, что семья Джонсонов потеряла очень крупную сумму денег, которую супруг вёз с собой.
Первое, что пришло в голову новоявленной вдове, стала мысль о том, что это Бог наказал её за грех прелюбодеяния. И если она не смогла стать верной женой Джонсону при жизни, то ничто не заставит её оскорбить ещё вдобавок и память покойного. Изабелла твердо решила, что пока не закончится траур, ни о каких встречах с Уильямом не может быть и речи.
Это свидание любовников прошло без объятий - практически всю ночь они проговорили "по душам". Пораженная Изабелла узнала, что оказывается, Дартуэй давно уже должен был покинуть Англию. Он получил назначение в Лиссабон, секретарем посольства, но непростительно затянул отъезд, не в силах расстаться с таким трудом завоеванной любовницей. Его карьера висела на волоске, и теперь Уильям тоже считал необходимым расстаться.