Сплетни живут не только под лестницей
Шрифт:
И кто бы осудил миссис Джонсон, ведь Уильям Дартуэй был неправдоподобно красив. Парика он не носил и черные, чуть вьющиеся волосы обрамляли безупречно правильные черты лица, чудесно оживляемые черными бархатистыми глазами. Лукавая улыбка скользила по его чувственным губам, привлекая заинтересованные взгляды присутствующих дам. При виде обворожительного красавца у женщин приятно замирало сердце, и они начинали нервно обмахиваться веерами, покусывать губы и игриво коситься на повесу.
Сэр Генри тоже находился в гостинной леди Бертрам, но тогда он
Зато зародившийся в тот день тайный роман между его братом и юной миссис Джонсон растянулся на много лет.
Поначалу Изабелла делала вид, что не замечает ухаживаний молодого повесы, у которого была прескверная репутация женского соблазнителя. Уильям появлялся везде, где только мог встретиться с миссис Джонсон, кидал на неё страстные взгляды, заваливал дом анонимными букетами, но совсем ещё юная женщина вела себя таким образом, что даже самый придирчивый блюститель нравственности не нашел бы в чём её упрекнуть.
К тому же влюбленные принадлежали к разным кругам общества, и было очень мало домов, где они могли бы встречаться, соблюдая необходимые приличия. Последовавшая вскоре после медового месяца беременность дала повод Изабелле перестать посещать светских знакомых, и она положила конец даже этим мимолетным свиданиям. Однако миссис Джонсон не переставала заниматься своим цветочным магазином, ездить на биржу, а когда её муж по делам уплыл в Америку, взяла на себя контроль и за его бизнесом. И, словно нарочно, Уильям Дартуэй постоянно оказывался в тех местах, где по делам бывала Изабелла.
Опытный волокита не приближался к своей жертве, не пытался заговорить, а просто возникал где-нибудь неподалеку, заставляя нервничать и волноваться, терзаться и плакать по ночам неопытную в любви юную женщину.
Все мысли Изабеллы сосредоточились на этих встречах, и её чувство к Дартуэю стало настолько сильным, что она с ужасом думала о скором приезде мужа и о том, что вскоре ей вновь придётся делить с ним постель. Единственными, кто догадывался, в каком аду она живет, были её братья.
Встревоженные Смиты поспешили навести справки об упорном обожателе. Сведения оказались неутешительными. Не было более неподходящего поклонника для их сестры, чем этот беспринципный повеса.
После смерти бездетного дяди сэр Уильям должен был унаследовать титул лорда. Сейчас он подвизался в министерстве иностранных дел в качестве секретаря, но обольстительная внешность и умение очаровывать предвещали успешную карьеру на дипломатическом поприще. Зато финансовое положение джентльмена было далеко не блестящим, и дела Дартуэя могла поправить только выгодная женитьба. В светских салонах любили гадать, кто из богатых невест станет избранницей столь многообещающего молодого человека, но тот пока не спешил идти к алтарю.
Вывод братьев был однозначным - от этого человека нужно бежать, как от зачумленного.
– Он погубит тебя ради трех минут удовольствия. И хорошо, если не ославит шлюхой среди своих
– в гневе заявил старший брат.
– От такого распутного хлыща можно ожидать только беды!
– поддержал его и Джек.
– Раз Дартуэя даже беременность не фостанавливает... Беги, сестра, беги! Сатана силен, вдруг да не выдержишь? Мы сами проконтролируем ваш бизнес. Глаз не спустим с управляющих!
И Изабелла убежала, то есть скрылась в Лонгвуде. Там произвела на свет дочь, и провела месяц после родов, решив не возвращаться в Лондон пока не приедет муж. А мистер Джонсон, как на грех, почему-то задерживался в поездке.
Появление Беатрис примирило её с ненавистным браком, но было и ещё кое-что.
Незадолго до родов Изабелле пришлось пережить очень непростой разговор со своей горничной, которая сначала внезапно исчезла из дома в неизвестном направлении, а потом вернулась, но уже с новорожденной девочкой на руках.
– Это ребёнок вашего мужа, мэм! Я бедная девушка и не могу содержать его.
Изабелла не вчера родилась, и поэтому хмуро усомнилась в словах служанки, решив, что та пытается при помощи такой грубой лжи выманить у неё денег. И тогда девушка, презрительно фыркнув, с грубой прямотой пояснила:
– Вы, мэм, в постели как сырое полено! Сколько вас не разжигай, только едкий дым и ни капли тепла. Вот мистер Джонсон и стал поглядывать на сторону, но ведь не к проституткам же ему от такой красавицы ходить. Гоничные и почище будут, да и всегда под рукой. Если мадам не научится угождать мужу, то устанет менять прислугу.
Надо сказать, что в ту эпоху беременная от хозяина горничная ажиотажа не вызывала. Никого особо не возмущало, когда состоятельный джентльмен, завидев застилающую постель или моющую полы служанку, торопливо расстегивал панталоны и без лишних слов пристраивался сзади. Изнасилование служанок стало настолько обыденным делом, что воспринималось их хозяйками не иначе, как легкое бытовое неудобство, которое можно сгладить, заплатив пострадавшей несколько мелких монет.
Наиболее остроумные дамы, сквозь пальцы (а иногда и с заметным облегчением) поглядывающие на "проказы" супругов, называли таких горничных "ночными горшками". И в последствие заметив, как красноречиво округляется талия служанки, с досадой жаловались какой-нибудь подруге, заглянувшей на чашечку чая.
– Наш "ночной горшок" опять расплескался! Придется искать новую горничную. У тебя нет кого-нибудь на примете?
Забеременевших девушек, за редким исключением, выгоняли на улицу, и, пристроив родившегося ребёнка в приют, те зачастую пополняли ряды лондонских проституток. А если удавалось получить от снисходительных хозяек хорошую рекомендацию, они вновь нанимались горничными, и никто не мог гарантировать, что на новом месте всё не повторится сначала. Правда, некоторым даже нравилось распутничать с хозяевами, и к ним, видимо, относилась любовница мистера Джонсона.