Спроси свою совесть
Шрифт:
— А вас, Абросимов, я не спрашивал.
Серёжка с победным видом огляделся, подмигнул кому-то из ребят и сел на своё место.
— Так что же любят читать девушки? Вот вы, например, Саенко Ира, да?
Ирина встала и повернулась к классу. Сергеев, внутренне сжавшись, ждал, что она посмотрит на него. Ему и хотелось этого, и в то же время он испытывал чувство необъяснимой робости. Но взгляд Ирины скользнул мимо него и упёрся в Серёжку Вьюна.
— Уж лучше действительно читать про любовь, чем про необычайные похождения Шерлока Холмса или его незадачливого
Серёжа смущённо засмеялся и покачал головой — вот уела! Он очень любил читать детективные романы, и в классе часто смеялись над этим, а сами порою выпрашивали у него почитать хотя бы на денёк каждую новую книгу, которую он доставал. А Ирина продолжала:
— Я не скрываю: да, люблю читать о сильном, большом, настоящем чувстве. Люблю читать Тургенева, Толстого, Пушкина. Какие там чувства! Какая любовь! А в наше время любовь измельчала, стала серенькой и какой-то… — Ирина покрутила в воздухе пальцами, словно ловя нужное слово, — посторонней, не главной, что ли.
— Утрируешь, Ира! — бросил кто-то с места.
— Утрирую? — повернулась туда Ирина. — А назовите мне хотя бы одну современную книгу, в которой рассказывалось бы о большой, чистой, светлой любви! Молчите? Да что книги! А в самой жизни?
Класс взволнованно загудел. Из общего шума вырывались отдельные возгласы:
— Чепуха!
— Вот это загнула!
— А разве неправда?
— По себе судит!
— Ясно! Сама, поди, влюбилась, да неудачно!
Владимир Кириллович успокаивающе поднял руку:
— Тихо, ребята!
И, дождавшись, когда класс смолк, продолжал:
— Вопрос этот серьёзный и, вижу, волнует вас.
Короткий смешок прокатился по классу, ребята заёрзали на партах, оживлённо переглядываясь друг с другом.
— Я не шучу, это действительно вопрос серьёзный и очень важный. К сожалению, у нас сейчас нет времени, а в пятиминутной беседе его не решишь. Я предложил бы вам провести большой разговор на эту тему, ну, диспут, что ли.
— О любви и дружбе? — разочарованно протянул кто-то. — Было уже в прошлом году.
— Да, и о настоящей любви, и о настоящей дружбе! И не выдержками из книг, хотя и это нужно, а свои мысли и чувства. А диспут так и назвать: «Мои мысли о настоящей любви». Пойдёт?
— Пойдёт! Согласны! — зашумели ребята.
— Так и сделаем. Кто у вас комсорг?
— Она, Саенко!
— Вот и хорошо. Сама вопрос затронула, пусть сама и решает его.
— Но у нас уже намечено комсомольское собрание на тему: «Твой путь в жизнь», — растерянно проговорила Ирина.
— Одно другому не помешает. Сначала проведёте собрание, а потом диспут. Впрочем, я вам не навязываю. Смотрите сами. А сейчас я, хотя и коротко, но всё-таки отвечу вам, Саенко. Вы просили назвать хотя бы одну современную книгу, рассказывающую о большой и настоящей любви? Можно назвать и не одну, но я из-за недостатка времени ограничусь одним примером. Вы читали рассказ Алексея Толстого «Русский характер»?
Ирина молча кивнула головой.
— И не увидели там этого высокого и светлого чувства?
— Так это единицы, — уже потухая, проговорила Ирина.
— Единицы?
Цепкий прищуренный взгляд Владимира Кирилловича стал жёстким и ушёл куда-то далеко-далеко за стены класса.
— Единицы? — немного помолчав, повторил он. — Пришлось мне в Горьком лежать в госпитале восстановительной хирургии для инвалидов Отечественной войны, так вот такие «единичные» случаи мы там видели почти каждый день.
— Расскажите! — зашумели ребята.
— Вот устроите диспут, на нём и расскажу, а сейчас нет времени. Так, вот, Саенко, большая и светлая любовь присуща только большим и светлым душам, это их неотъемлемое качество. Кроме того, настоящая любовь всегда скромна, она не может выпячиваться и кричать о себе на всех перекрёстках, поэтому иногда и остаётся не замеченной другими, теми, кто видит только лежащее на поверхности. Вы не замечали, что здоровые люди почти никогда не говорят о своём здоровье, а вот больные часто любят рассказывать о своих болезнях. Так и в любви. Посмотрите вокруг, и, я надеюсь, вы убедитесь в ошибочности своего мнения. А сейчас, пожалуй, вернёмся к нашему разговору о чтении.
«Пора!» — подхлестнул себя Женька Курочкин и поднял руку. Он уже давно продумал линию своего поведения. После вчерашнего нелепого случая нужно было теперь приложить все силы, чтобы понравиться учителю, чтобы тот к нему не придирался. А что Владимир Кириллович будет к нему придираться, Женька нисколько не сомневался. Лично он, Женька, на месте учителя такому ученику проходу бы не дал! Значит, нужно искать случай, чтобы показать себя, понравиться учителю. Слушая взволнованный рассказ Владимира Кирилловича о целине, Женька подумал: «Красиво говорит, образно. Наверно, поэзию любит. На этом и нужно сыграть».
— Пожалуйста, Курочкин!
«Запомнил фамилию, — подумал Женька. — Значит, не простил вчерашнего. Ну, посмотрим».
— Я, Владимир Кириллович, больше всего люблю поэзию. Вот вы говорили о больших и светлых душах. А ничто так не облагораживает душу человека, как поэзия. Она воспитывает в человеке понятие настоящей красоты, чувство прекрасного!
— Ерунда! — буркнул Толька.
— Помолчите, Коротков.
— Да ведь чепуху он говорит, Владимир Кириллович, — медленно поднимаясь, выкрикнул Толька. — «Ничто так не облагораживает душу!» Конечно, поэзия, может быть, и влияет… это самое, помогает… — он запутался, махнул рукой и твёрдо отрубил: — труд! Вот что по-настоящему облагораживает душу! Труд на пользу общества, на пользу людям!
Женька снисходительно смерил его глазами и невозмутимо продолжал:
— Конечно, поэзия не всем доступна. Чтобы чувствовать и понимать поэзию, нужна возвышенная душа!
— Как у нашего Цыпы, — ехидно прошептал сзади Вьюн, но Женька даже бровью не повёл. Его интересовало только одно: что скажет Владимир Кириллович.
— И вы считаете, что обладаете такой душой?
«Начинает придираться», — подумал Женька.
— Я люблю и понимаю поэзию, — уклончиво ответил он, дескать, делайте вывод сами.