Среди овец и козлищ
Шрифт:
– Ищете кого-то? – спросил он.
– Бога, – сообщила Тилли.
– И миссис Кризи, – добавила я, чтобы хозяин дома не принял нас за сумасшедших.
– Понимаю. – Он медленно улыбнулся, в уголках глаз прорезались морщинки.
– Здесь последнее место, где мы надеялись найти, – пояснила Тилли. – Везде уже посмотрели.
– Понимаю, – повторил он. – Так где вы уже смотрели?
– Да везде, – ответила я. – В Библии сказано, что Бог повсюду, но мы никак не можем Его найти. Я уже начинаю думать, викарий что-то напутал.
Уолтер Бишоп присел на старую скамью,
– Бог вообще весьма любопытный предмет для разговора, – сказал он. – Ну, а сами-то как думаете, что случилось с миссис Кризи?
Мы уселись.
– Думаем, она где-то в Шотландии, – сказала Тилли. – Или ее убили.
– Тогда, наверное, это, скорее, дело полиции, если ее убили?
Я задумалась.
– Но полицейские часто ошибаются.
– Это уж точно. – Мистер Бишоп опустил глаза и стал водить пальцами по краске на скамье, хотя, честно сказать, осталось ее немного, почти вся облезла.
Тилли сняла свитер, сложила его на коленях.
– А нам нравилась миссис Кризи, правда, Грейси?
– Очень даже нравилась, – подтвердила я. – А вы знали ее, мистер Бишоп?
– О, да, конечно, она часто заходила ко мне. – Уолтер улыбнулся, потом снова стал ковырять краску на скамье. – Я очень хорошо ее знал.
– А как думаете, почему она ушла? – спросила Тилли.
Уолтер Бишоп долго не отвечал. Так долго, что мне начало казаться, что он не расслышал вопроса.
– Я вот что думаю. Она сама все нам расскажет, когда вернется, – произнес он наконец.
– Так вы считаете, она вернется? – спросила я.
– Ну, – протянул он, – если вернется, ей будет что рассказать. Это уж точно.
Тут он поднял голову и поправил очки, съехавшие к кончику носа.
Дерево приятно грело ноги.
– Ужасно удобное это ваше сиденье, – сказала я.
– Называется скамья-ларь.
Я откинулась назад, коснулась лопатками высокой спинки.
– Хорошее название для сиденья.
Он улыбнулся.
– Так и есть.
Какое-то время мы сидели молча. И я поняла – Уолтер Бишоп из тех людей, с которыми приятно просто посидеть и помолчать. На самом деле таких совсем немного, уже убедилась на собственном опыте. Большинство взрослых просто обожают заполнять паузы болтовней. Пустяковой, ничего не значащей болтовней, и весь этот поток слов предназначен лишь для одной цели – заполнить тишину. Но Уолтера Бишопа молчание ничуть не тяготило. И, пока мы сидели рядом в этот жаркий июльский день, я слышала лишь тревожные крики лесного голубя, засевшего где-то высоко на дереве и призывающего свою подругу. Я старалась разглядеть его, осматривала ветку за веткой, но так и не увидела.
Уолтер проследил за направлением моего взгляда.
– Он вон там. – Уолтер указал на самую верхушку дерева, и я заметила среди зелени проблеск сероватых перьев.
– А может, этот голубь и есть Бог, как думаете? – спросила я.
Уолтер поднял глаза.
– Определенно.
– И живет в кедровых деревьях?
Уолтер снова улыбнулся.
– Просто уверен в этом. И согласен с вашим викарием. Бог – повсюду. Или, по крайней
Я нахмурилась.
– Никогда не видела вас в церкви.
– Не слишком люблю смешиваться с толпой. – Он снова опустил глаза и уставился на свои ботинки.
– Мы тоже, – поспешила вставить Тилли.
– А вас не беспокоит, что вы держитесь как-то особняком? Не смешиваетесь с остальными? – спросила я.
– Думаю, человек может привыкнуть почти ко всему. Ко всем на свете вещам, если переносить их достаточно долго.
Уолтер Бишоп говорил медленно, словно перекатывая камушки во рту. И еще его голос звучал как-то необыкновенно мягко, отчего речь казалась наполненной особым смыслом.
Он поднял на меня глаза.
– Вообще-то я не слишком хорошо разбираюсь в людях, – признался он. – Порой они приводят меня в полное замешательство.
– Особенно люди с нашей улицы, – вставила Тилли.
– Но с нами-то вы чувствуете себя нормально, верно? – спросила я. – Нас вы понимаете?
– Я всегда прекрасно ладил с детьми, – ответил он и снова принялся ковырять краску на скамье.
Теперь я поняла, почему почти вся она облезла.
Мы снова погрузились в молчание. Где-то далеко, за деревьями, слышались голоса. То ли Шейлы Дейкин, то ли миссис Форбс. Я не могла точно определить, поскольку дневная жара поглощала все звуки, – ощущение было такое, точно они плавились и таяли.
– Дело в том, – заговорила я после долгой паузы, – что, похоже, никого из этих людей не волнует наличие или отсутствие Бога.
Уолтер перестал отколупывать краску, принялся извлекать засохшие ее частички из-под ногтей.
– Так будет всегда, – сказал он. – До тех пор, пока им что-то не понадобится.
– А вы как считаете, Бог прислушивается к человеку, даже если тот не слишком часто обращался к нему раньше? – спросила Тилли.
– Лично я бы не стала. – Я вдавила икры в нижнюю часть скамьи-ларя. – Это плохая привычка.
– Ну, а вы сами чего бы хотели от Бога? – спросил Уолтер. Снял очки и стал протирать стекла не слишком чистым носовым платком.
Я довольно долго размышляла над этим вопросом. Думала и слушала призывы голубя, засевшего на верхушке дерева. Легкие мои наполнились запахами лета, всей кожей я ощущала тепло, исходящее от дерева.
– Я бы попросила Его сделать так, чтоб все люди с нашей улицы были в безопасности, – вымолвила я наконец. – Как пастуха. Пастыря.
– Но только чтобы овцы, – заметила Тилли. – Бог не любит козлищ. Отсылает их в глушь, ну или там в пустыню, и не желает снова говорить и общаться с ними.
Уолтер поднял на нее глаза.
– Козлищ? – спросил он.
– Да, – ответила я. – В этом мире полным-полно овец и козлищ. Правда, не так-то просто определить, кто есть кто.
– Понимаю. – Уолтер снова надел очки. Одна из дужек была обмотана липкой лентой, но все равно очки были сильно перекошены. – Так вы считаете, что все люди с нашей улицы козлища, так, что ли? Или все-таки овцы?
Я хотела было ответить, но сдержалась, решила сперва подумать, а потом сказала:
– Знаете, я еще не решила.