Средневековые легенды и западноевропейские литературы

Михайлов Андрей Дмитриевич

Множественность источников и прототипов отдельных поэм и персонажей подводит нас к вопросу о путях возникновения и эволюции всей «Жесты Гильома».

4

Разветвленность «Жесты», обилие входящих в нее памятников первостепенного значения, глубина и широта ее идеологического содержания – все это говорит о том, что в основу сюжета ее не могло лечь какое-то одно историческое событие, пусть и достаточно яркое по существу. У «Жесты Гильома» не было какого-то одного сюжетного ядра. Их было несколько. Одни из них изначально были связаны с фигурой Гильома Тулузского, другие, возникнув вне какой бы то ни было зависимости от нее, затем с ней совместились. Последнее, например, хорошо иллюстрируется поэмой «Взятие Оранжа», одной из древнейших в цикле (мы имеем в виду ее сюжет, а не дошедший до нас текст). Но сначала обратимся к другим поэмам, генетически более связанным с историческим Гильомом. Уже у Эрмольда Нигелла Гильом выступает верным стражем интересов королевского дома и мудрым советчиком молодого короля. Таким он остается на протяжении всего цикла. Взаимоотношения

с королем постоянно занимают героя, в каких бы приключениях он ни участвовал. Понятно, откуда этот мотив. Он продиктован и обстановкой при королевском дворе в пору правления первых потомков Карла Великого, и шаткостью положения первых Капетингов, долго и трудно утверждавших свое право на французский трон. Исторический Гильом действительно верно служил своему молодому королю, хотя и не совершал ради него всех тех подвигов, о которых рассказывается в поэмах.

С особой отчетливостью это проявилось в поэме «Коронование Людовика». Здесь перед нами – еще совсем молодой король, слабый, неопытный, трусливый. Что еще хуже – неблагодарный и несправедливый. Образ его – последовательное отрицание основных черт идеального монарха – Карла. Но события, описанные в поэме, – для Людовика хорошая школа. Поэтому в поэме, которая также одна из самых старых в цикле, столь большое место занимают вопросы прав и обязанностей государя. Об этом говорит сыну состарившийся Карл Великий в сцене коронования в Ахене, потом будет напоминать Гильом.

Проблема взаимоотношений вассала и сюзерена, возникнув в памятниках IX столетия, продолжала сохранять актуальность на всем протяжении эволюции эпической традиции. Можно даже сказать, что актуальность ее неизменно «нарастала»: идея безоговорочного подчинения монарху постепенно преображалась в идею почти равноправного договора с ним. Результатом этой эволюции явилось появление большого числа памятников о непокорных феодалах, не только ведущих открытый торг с королем, но и вступающих с ним в борьбу. Король не становился, конечно, как в пору Раннего Средневековья, «первым среди равных», но подчинение ему ставилось в зависимость от доброй воли вассала. Оправданием тому стали примеры плохих монархов, каким выступает в нашем цикле король Людовик. Королевская власть уступает ореол святости идее государственных интересов, пользы общего дела, идее Родины. Родина, «милая Франция», и власть императора при Карле Великом воспринимались нерасторжимыми; при наследниках Карла между ними пролегла заметная грань.

Рядом с этой магистральной темой мы находим уже в «Короновании» (и в еще большей степени – в ряде других поэм цикла, прежде всего в «Песни о Гильоме») мотив защиты христианского мира (= империи Каролингов) от натиска «неверных». Вообще это была одна из ведущих идеологических доминант всего французского героического эпоса. Но тема эта тесно связана с первой – с идеей постоянной помощи и поддержки слабого государя: Гильом, как и другие эпические герои, проявляет сноровку и героизм прежде всего в обороне отечества.

Опека монарха и борьба с «неверными» находят сильный импульс в мотиве неудачного, проигранного сражения. Этот мотив возникает в поэмах цикла постоянно. Чаще всего – это временное поражение, за которым вскоре же следует решающая и полная победа. Например, в поэме «Отрочество Гильома» дети Эмери Нарбоннского и он сам нередко оказываются на краю гибели; героев обступают сотни врагов, их кони убиты, мечи расколоты, щиты разрублены в щепы – и вот они уже в руках врага. Но в последний момент подоспевает помощь, они вновь на свободе и отважно рубятся с сарацинами. Приблизительно по такой же модели строятся и картины поединков самого Гильома или его сподвижников (нападают ли на них несметные полчища мавров или шайка воров, окружившая одинокого Гильома в глухом лесу): когда герои вот-вот падут под ударами противников, им удается собраться с силами и нанести всё решающий последний удар.

Рассказ о тяжелом поражении, о неравной битве был одним из сюжетных ядер «жесты». Пусть поражение Гильома Тулузского на реке Орбьё было почетным и даже в какой-то мере остановило мавританское нашествие. В эпической традиции оно было переосмыслено и претворилось в один из центральных, наиболее трагически напряженных и возвышенных эпизодов цикла. Происходит это после многих славных побед, после отвоевания у «неверных» богатых городов и мощных крепостей. На этот раз в сражении верх одерживают сарацины. Франки гибнут все до единого. Происходит это при топографически неотождествимом Ларшане или в предместье Арля Алискансе. Рассказывается об этом в первой части «Песни о Гильоме» и в более поздней поэме «Алисканс». Эту часть «Песни» считают не только древнейшим из дошедших до нас текстов «жесты», но и, возможно, древнейшим произведением всего цикла, хотя сохранившийся лондонский текст искажает первоначальную версию. Первая часть «Песни» знает не все детали легенды о Гильоме: Оранж еще не стал резиденцией графа, Гильом еще не наделен полным «набором» братьев и т. д. Но тем яснее древность мотива поражения. Здесь закономерно напрашивается сопоставление с «Песнью о Роланде».

И в этом великом памятнике французского героического эпоса небольшой арьергардный бой переосмыслен как решающая схватка двух миров – христианского и мусульманского, в которой ярко высвечены героические характеры протагонистов. На сходство двух произведений указал в свое время еще Морис Вильмот [303] ; его наблюдения были затем развиты Ж. Ватле-Виллем [304] . Бельгийская исследовательница убедительно

показала несомненный параллелизм двух поэм в разработке и трактовке ряда их ключевых эпизодов. Еще важнее, что она вскрывает и существенные различия двух «Песней» в осмыслении центрального мотива – рокового боя и поведения в нем протагонистов. Так, в этих параллельных эпизодах Ж. Ватле-Виллем тонко подметила различия в психологической мотивированности поведения Роланда и Вивьена. Исследовательница пишет: «Вивьен настаивает, требуя предупредить Гильома, подобно тому, как Оливье настойчиво советует Роланду позвать Карла. И Эстурми возражает на мудрые советы Вивьена точно так же, как упорствует Роланд. Позже, когда Роланд хочет затрубить в рог, Оливье противится этому; точно так же, когда Тибо хочет позвать Гильома, этому противится Вивьен, Оливье повторяет доводы, которые приводил Роланд, Вивьен повторяет слова Эстурми» [305] . Но ситуация здесь иная: «Роланд не хотел показаться малодушным в тот момент, когда понял, что битва неизбежна; на него было возложено поручение, и он хотел его выполнить. Когда же он понимает, что его ждет поражение, он хочет предупредить Карла, и Турпин оценивает это очень здраво – нельзя оставлять короля в неведении об опасности. В „Песни о Гильоме“ можно было предупредить Гильома, но Тибо в пьяном бахвальстве не делает этого, когда же он оказывается лицом к лицу с врагом, он трусливо хочет звать на помощь. И тут Вивьен противится этому» [306] .

303

См.: Wilmotte M. La Chanson de Roland et la Chanson de Willame // Romania. T. XLVI. 1915. P. 53–86.

304

См.: Wathelet-Willem J. Recherches sur la Chanson de Guillaume. P. 453–472.

305

Ibid. Р. 457.

306

Ibid.

Но для нас важны не только эти совпадения и эти тонкие психологические различия, не только тот факт, что автор одной из версий «Песни о Гильоме» бесспорно был знаком с оксфордской редакцией «Песни о Роланде» (что подтверждается анализом композиции двух поэм и их стилистики). Важнее, что в центре обоих произведений находится рассказ о неравной битве с превосходящими силами противника, о мужественном поведении молодого рыцаря и о его героической гибели. Этот юный герой в обеих поэмах оказывается племянником центрального персонажа. Но отметим одно существенное различие. В «Песни о Роланде» таким верховным героем является Карл Великий, император, средоточие не только государственной власти, но и высшей мудрости и справедливости. Он олицетворяет собой интересы государства. Иначе в «Песни о Гильоме». Здесь дядя юного героя – граф Гильом, а не император Людовик. Именно он – в этой поэме – неколебимо служит «милой Франции», защищает ее от врагов, оттесняя неопытного и слабого Людовика на задний план. Гильом несет на себе черты эпического мудрого старца, главы рода (ему уже 150 лет – см. ст. 1334–1335). Не случайно отец героя Эмери Нарбоннский появляется лишь во второй части поэмы, считающейся произведением самостоятельным и поздним. Также лишь во второй части появляется и король Людовик.

Таким образом, взаимоотношения дяди и племянника здесь подчеркнуты, выдвинуты на первый план, подменяют собой взаимоотношения героя с другими членами его семьи. Гильом редко «сотрудничает» со своими братьями, хотя и помогает им в их военных предприятиях. Значительно чаще рядом с ним – тот или иной его племянник. Как отражение наиболее архаических эпических мотивов следует считать введение в повествование племянника по сестре, который может выступать как потенциальный преемник и наследник героя и даже его соперник (последнее типично для богатырской сказки и широко отразилось в артуровских сказаниях и в легенде о Тристане и Изольде). В «Песни о Гильоме» Вивьен тоже выступает как сын сестры (она нигде не названа по имени) и некоего Бева де Корнебю (так и в поэме «Алисканс»; в более поздних «Отрочестве Вивьена», «Клятве Вивьена», «Эмери Нарбоннском» он считается сыном брата Гильома Гарена Ансеюнского). Родители «первоначального» Вивьена давно умерли, и юноша воспитан дядей и его женой. Отсюда – их особая близость. Лишь Вивьен выступает в «жесте» как подлинная ровня Гильому. В известной мере он – субститут дяди. Он обладает его смелостью, его рассудительностью и его же вспыльчивостью и нетерпимостью. Поэтому гибель Вивьена – это подмена гибели самого Гильома. Подобное стало возможным лишь при том условии, что между дядей и племянником нет и тени соперничества (что, как говорилось, встречается в архаических формах эпоса). Здесь интересы рода не противоречат, а, напротив, сливаются с интересами народа и государства.

Интересно отметить, что в нашей поэме героическая пара персонажей – Гильом и Вивьен – оттенена параллельной комической парой. Это граф Буржа Тибо (Тебальд) и его племянник Эстурми. Пары эти во всем противостоят друг другу: если первые двое смелы, рассудительны, благородны и благонравны, то вторые трусливы, хвастливы, невоздержанны в питье и всегда готовы на подлость и предательство. Изображение Тибо и Эстурми подчеркнуто гротескно и не лишено обыгрывания образов «материально-телесного низа» (что роднит их с некоторыми персонажами «Гаргантюа и Пантагрюэля», чему не приходится удивляться, ибо Рабле безусловно знал сюжет нашей «жесты»).