Сталин: арктический щит

Жуков Юрий Николаевич

А 15 января 1938 года произошло более значимое. Выступая на первой сессии Верховного Совета СССР, глава правительства В.М. Молотов явно дал понять, что доктрина «владения морем» отныне поддерживается узким руководством. «Наши морские флоты, — отметил Вячеслав Михайлович, — имеют непосредственное отношение и к некоторым океанам», имея в виду Атлантический и Тихий. Тут же пояснил: «У могучей советской державы должен быть соответствующий ее интересам, достойный нашего дела морской и океанский флот». Объяснил, что такая необходимость порождена неотвратимостью Второй мировой войны, ее принципиально новым характером.

«Капиталистические державы, — напомнил Молотов, — развернули грандиозное военно-морское строительство». Однако

назвали при этом только три страны. Те, которые в Советском Союзе и рассматривались как неизбежные противники, — Японию, Италию с ее «претензией бесконтрольно хозяйничать во всем Средиземном море», и Германию. Непременным же условием выхода советских ВМС в океаны назвал строительство «некоторых новых заводов — которые постараемся построить поскорее! — и начнем пополнять наши флоты быстрее и при этом мощными морскими единицами»⁷⁷.

Столь несомненная поддержка властью недавно третируемой теоретиками и командованием ВВС доктрины «владения морем» оказалась решающей для принципиальной оценки места и значения Арктики в складывавшейся новой стратегии. Становилось понятным и иное. Преобразование Северной морской флотилии в Северный флот, последовавшее 11 мая 1937 года, явилось решением далеко не случайным. Решающую в том роль сыграла острая необходимость что-то противопоставить замыслам нацистской Германии, на которые весьма прозрачно намекал журнал «Марине Рундшау».

«С расширением торговли и увеличением судоходства у русского побережья Ледовитого океана изменяются и прежние представления. Значение необитаемых областей Арктики как естественной линии обороны Советской России теперь снижается. В той же степени, в какой развивающееся судоходство по Северному морскому пути включается в общую систему экономики Советской России, увеличивается и ее уязвимость»⁷⁸.

Даже через четыре года после создания Северная военная флотилия насчитывала всего три эсминца, семь подводных лодок и три сторожевика. Разумеется, такой боевой состав ни в коей мере не отвечал понятию «флот», определяемому как «оперативно-стратегическое объединение» и предусматривавшему наличие линкоров, тяжелых и легких крейсеров. Однако такие корабли провести по Беломоро-Балтийскому каналу с его незначительными глубинами было невозможно, и потому Северный флот возник пока лишь по названию. Явно был неспособен решать серьезные задачи не только в Северной Атлантике, но даже и вблизи собственных берегов.

Потому-то «Программа крупного военно-морского судостроения», принятая Политбюро 15 июля 1936 года⁷⁹, опиралась среди прочего на намеченное запиской Сталина еще в 1931 году и подтвержденное только 15 марта 1936 года «строительство большого военно-судостроительного завода в районе Архангельска по объему немного больше Николаевского завода имени Марти, а по типу вполне современного — наподобие Комсомольского»⁸⁰.

На верфях в устье Северной Двины следовало построить исключительно для Северного флота к 1 января 1942 года два линкора («Советская Россия» и «Советская Белоруссия»), один тяжелый и четыре легких крейсера, три лидера, шестнадцать эсминцев, четыре большие подводные лодки, двенадцать сторожевиков и девять быстроходных тральщиков. Помимо того, к 1947 году Северный флот должны были пополнить авианосцем, тремя тяжелыми и двумя легкими крейсерами, одним лидером, четырьмя эсминцами, двенадцатью большими подводными лодками, шестью сторожевиками и одним минным заградителем⁸¹.

Вот такие силы и имел в виду В.М. Молотов, когда говорил об океанском флоте СССР, состоящем из «мощных морских единиц» и потому способном решать любые стратегические задачи, отвечающие интересам страны. Но пока о действительно боеспособном Северном флоте приходилось лишь мечтать, следовало добиваться иного — скорейшего завершения строительства судостроительного

завода под Архангельском. В возникшем вместе с ним городе Молотовске (ныне — Северодвинск).

Заложенный весною 1936 года и сразу получивший вместо названия номер 402-й, завод пятнадцать месяцев спустя все еще не прошел нулевой цикл. Поэтому летом 1937 года Политбюро изъяло стройку из ведения, не справлявшегося со своим заданием Наркомата оборонной промышленности и передало ее НКВД⁸², не изменив ни на один день сроков сдачи кораблей. И прежде всего двух линкоров, которые следовало спустить на воду уже в 1939 году и после ходовых испытаний сдать Наркомату Военно-морского флота не позднее 1 января 1941 года⁸³.

Было еще одно неоспоримое свидетельство безусловного признания руководством страны Арктики как одного из важнейших в стратегическом отношении морских театров боевых действий. То, что основой постановления СНК СССР от 28 августа послужил документ, подготовленный начальником Главного морского штаба НК ВМФ флагманом флота 2-го ранга (вице-адмиралом) Л.М. Галлером. Его записка, направленная 11 апреля 1938 года в Комитет обороны (до 27 апреля 1937 года — комиссия обороны): «Задание Наркомата Военно-морского флота Главному управлению Северного морского пути»: «Северный морской путь, — требовал Галлер, — как в отношении оборудования базами, плавучими и летными средствами, также и в отношении организации плавания кораблей и полетов воздушных сил должен быть доведен до такой степени совершенства, чтобы стали возможными систематические операции по переброске кораблей и грузов из европейской части СССР в азиатскую и наоборот».

Далее Л.М. Галлер детально изложил требования ВМС по дислокации крайне необходимых «как в гражданских, так и в военных целях» баз. Морских — на Диксоне, в Тикси и бухте Провидения. Авиационных: в Баренцевом море — на Новой Земле (заливы Абросимова и Благополучия), в устье Печеры; Карском — в Амдерме, на Диксоне, в устье Таймыра, на острове Котельном (Северная Земля); Лаптевых — в бухте Тикси, на островах Петра; Восточно-Сибирском — устье Колымы; Чукотском — на мысе Шмидта. Постов наблюдения на Новой Земле — в Югорском Шаре (мыс Гребень), Маточкином Шаре (мыс Столбовой), в губе Белушьей, Русской гавани. Постов связи и управления — на Диксоне, в Тикси, на мысе Шмидта. Гидрометеостанции на острове Виктории. Разумеется, не забыл Галлер и о Мурманском судоремонтном заводе, о навигационном ограждении — маяках, сиренах, огнях, о завершении гидрографического и гидрометеорологического изучения всей трассы.

В тот же день, 11 апреля, «Задание» было подтверждено Комитетом обороны как его постановление с фиксацией сроков готовности всех, без исключения, запланированных объектов. В течение четырех лет, к концу 1942 года⁸⁴.

«Задание», подготовленное Л.М. Галлером, как и инициированное им отчасти постановление СНК СССР от 28 августа свидетельствовало о весьма важном. Об острейшей нужде советского ВМФ в арктической судоходной трассе. О непреклонном намерении военных моряков во что бы то ни стало добиться восстановления единожды, в 1936 году достигнутого на ней положения.

…В те дни, когда в Политбюро обсуждали возможность повторной попытки трансполярного перелета С.А. Леваневского и принимали решение о создании ради того дрейфующей станции СП-1, 22 апреля 1936 года у заместителя начальника Морских сил РККА флагмана 1-го ранга И.М. Лудри состоялось важное совещание. На него вызвали начальников Управления морских операций ГУСМП Э.Ф. Крастина, 1-го отдела УМС — Э.С. Панцержанского и 3-го отдела — дивизионного интенданта Анкудинова, чтобы согласовать вопросы предстоящей операции: перевод двух эсминцев, «Сталин» и «Войков», из Кронштадта во Владивосток. Вокруг Скандинавского полуострова до Мурманска, а далее в составе обычного каравана торговых судов — по Северному морскому пути.