Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина
Шрифт:
– Ах, да! Хорошо напомнил. Расул звонил. Караван приветов от всех передал…О твоём здоровье расспрашивал…
– Расул? Э-э…хорошая новость! Он в Москве?
– Нет, в Махачкале Завтра в Тбилиси едет…на форум кавказских языков, кажется…А потом в Москву. Сказал, что ещё перезвонит.
– Баркалла. Вассалам, вакалам, чIужу.
Глава 5
Вера ушла. Он подошёл к платяному шкафу – поменял рубаху на длинный махровый халат, задержал взгляд на внутреннем зеркале, на котором дрожала бледная, водянистая радуга. На него смотрел высокий, подтянутый старик в белом халате. Смуглое, сухое, с запавшими щеками лицо. Широкий упрямый рот. Две резкие складки, сбегающие к жестко очерченному подбородку, на котором светлел узкий рубец. Высокий перечёркнутый
– Старый грецкий орех… – он криво усмехнулся. И вдруг остро вспомнил, точно бесшумный взрыв света, расколол мутное зеркало. Сквозь брызги льда глянуло счастливое, трепещущее свежестью, надеждой и оптимизмом, послевоенное время. Он, молодой красавец, фронтовик, полковник – вся грудь в орденах и медалях. На руках у него маленькая дочь Надюша, – тянется к его наградам, на которых весело и ясно играет майское солнце.
– Ишь какой важный папка у тебя, дочка! Цельный генерал! – весело подмигивает ей безногий, на каталке чистильщик, плюёт на косматые щётки и приговаривает: – А мне чо, мне чо… Эх, ма-а…Щас в пять секунд надраим твоёному батьке сапоги в лучшем виде, хоть на парад!
Ловко, как жонглёр шариками, огуливает щётками хромывые мысы-голенища, носки-запятники…Шик-шик, шак-шак, красота! А сам продолжает допрос с пристрастием:
– А мне чо, ничо! Так, заинтересно стало…Как же, ягодка твоёнова папку-героя звать. Случаем не из цыган будет?
– сам ты «цыган»! Он командир Красной Армии. А звать его Миша.
– У-ух ты, прошу второй сапожок, дядя Миша! Опля, добро, командир. А из какого лесу твой «Миша»? – подмигивает безногий и снова: шик-шик, шак-шак.
– И вовсе он ни из «лесу»! – надувает губки Надюшка и грозит розовым пальчиком чистильщику. – Мой папка-герой с фронта вернулся… Всех фрицев побил…взял Берлин и вернулся. Ты ври да не завирайся, «чо-ничо»… 9 мая врать ни-зя, друг дружку поздравлять надо!
– Ишь боевая какая, вся в батеньку дочка! Тоже подишь-то полком командовать будет. Опля! Шик блеск-красота…Сапоги-зеркала, смотреть можно. Готово, командир. Мне чо, мне ничо…Двугривенный с вас. С праздничком!
Они с Верой смеялись от души, потом ели мороженное, потом гуляли в горсаду, ели шашлык, пили кубанское виноградное, а потом, встретившись с друзьями-однополчанами, дружно пошли глазеть на праздничный салют Победы!
Вспышка так же внезапно погасла. На него снова смотрело измождённое лицо, с угрюмым, словно присыпанным пеплом взглядом.
Ближайшие дни он планировал посвятить встречам и поискам. Выброшенный из профессии, отторгнутый от армии, даже в качестве военного эксперта-консультанта, он настойчиво искал себе применения. Вынужденно покинув театры военных действий, оставив после себя рваные кромки растерзанной и умерщвлённой страны, он судорожно искал места в жизни. Понимал: полит-борьба и политика в целом – это искусство возможного. Кто-то стены башни яйцами пробить пытался…Кто-то плетью обух перешибить… Но и то, что под лежачий камень вода не течёт – он тоже хорошо знал. А между тем, у него был огромный опыт военачальника Вооружённых сил страны, с которой ещё недавно считался весь мир. Он был не простой генерал, а генерал от войны, который прошёл всю Отечественную. Таких закалённых на той Великой войне к 90-м годам генералов осталось мало. В когорту генералитета он, горец из Дагестана вошёл, когда стал первым заместителем командующего воздушно-десантных войск СССР. И сделал очень многое, чтобы превратить эти войска в один из решающих, элитных родов Вооружённых сил Родины. Был у него и фронтовой опыт разведчика. И опыт аналитика-знатока агентурной работы. Опят офицера, военного человека, добывавшего информацию среди горящих кишлаков, заминированных ущелий, красных-белых песков пустыни.
Нынешняя Москва для него была огромным заминированным ущельем, душной пустыней, новым Сталинградом. И он жаждал применить весь опыт, знания, если угодно отдать свою жизнь ради спасения поставленной на колени, разграбленной и униженной страны. Нет! С этим опытом он не отправиться в Генеральный штаб, где сидят лишённые армии продажные бездельники-генералы, вороватые и трусливые, сломленные в бесчисленных предательствах, купленные и запуганные. Нет! Он не пойдёт к жирным котам-банкирам, к президентам фондов и фирм, окружающих себя кольцом безопасности, формирующим личные разведки и армии. Не пойдёт и в услужение к победителям, покорившим его Красную Державу, в чьих еврейских, бегающих глазах не угасает ласковый огонёк предательства и вероломства.
Он, лишённый страны и армии, как разведчик в глубоком тылу, будет искать себе подобных, не сломленных, не сжёгших свои партбилеты, не бросивших оружие в болото, не сорвавших погоны, не зарывших ордена. Пойдёт к оппозиции, к её вождям, и предложит свой боевой опыт. Опят генерал-полковника, опыт экс-командующего Северной группы войск, любящего свою поруганную, несчастную Родину.
Он вдумчиво готовился к выходу в город, как чётки, перебирая поимённо известных оппозиционных политиков. Планировал разговор в самых деликатных подробностях. А как иначе? Ведь известно: дьявол кроется в мелочах. Мир, как змей, меняет кожу…И чтобы эффективно бороться с ним, надо ему соответствовать.
У него оставалось время, и он решил использовать его для осмотра и смазки оружия. Достал из кобуры пистолет. Выложил на письменный стол маслёнку, шомпол, чистую тряпку. Стал разбирать оружие на воронённые, тускло мерцающие элементы. Уверенно-чётко закапывал масло в резные сочленения и скважины.
В его оружейном сейфе было несколько пистолетов, разных систем и калибров, отечественных и зарубежных: трофейные, подарочные, наградные. Но именно этот командирский «ТТ» – был единственной ценностью, которую он когда-то привёз с Великой Отечественной. Единственным фетишем, который сберёг среди разгромленных городов, спалённых деревень и селений, переполненных моргов и стонущих лазаретов. Был памятью, оставался оружием, верным другом.
…Он поднял этот «ТТ» с бездыханного окровавленного тела своего русского побратима комбата Воронова, убитого в 43-м на Курской дуге. Его батальон, среди прочих боевых подразделений 100-й дивизии, под началом генерала Ф.И.Перхоровича, защищал важную высоту, овладеть которой с фанатичной яростью жаждали фашисты.
* * *
Много лет спустя оценку боевых действий 100-й дивизии в обороне на Курской дуге дал Маршал Советского Союза И.С.Москаленко. 6
«В те дни <…>, враг вёл себя крайне дерзко и вызывающе. На оборону Курского выступа фашисты смотрели по-особому. Стремясь вернуть утраченную инициативу, они пытались добиться перелома, во что бы то ни стало взять реванш за Сталинград и изменить ход ведения войны. Берлин заранее начал подготовку к летнему наступлению 1943 года. Было развёрнуто небывалое массовое производство тяжёлых танков Т-V «пантера» и Т-VI «тигр», самоходных дальнобойных орудий «Фердинанд», имевших мощную броню 150 мм. Третий Рейх вёл широкую пропаганду, рекламируя превосходство и неуязвимость их новой боевой техники и орудия. <…>
6
В 1943 г. 100-я дивизия (в которой служил М.Т. Танкаев) вновь перешла в подчинение 40-й армии, командующим которой был генерал-лейтенант К.С. Москаленко; (позже Маршал Сов. Союза).
По расположениям нашей и соседней дивизий неприятельская группа армий «Юг» наносила удар с направления севернее Харькова на Обоянь. О тщательности подготовки противника можно было судить по составу и плотности его войск: 40 танков и самоходных орудий наступали на 1-м километре фронта. Если построить те танки и самоходно-артиллерийские установки в одну линию, то получалось, что через каждые 25 метров шли на нашу оборону танк или самоходное орудие врага. На фронте 27 километров прорыва врага действовало около 980 вражеских самолётов. <…>