Сталинград. Том седьмой. С чего начинается Родина
Шрифт:
Думая о чудовищном, четко спланированном развале страны, в памяти генерала Танкаева сами собой прозвучали слова Ю.Левитана, от которых в 1941 году, прошёл мороз по коже у всех граждан огромной страны.
«Внимание, говорит Москва! Передаём важное правительственное сообщение. Граждане и гражданки Советского Союза, сегодня в 4 часа утра, без всякого объявления войны, германские войска атаковали границы Советского Союза! Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков!»
…Урон государству, который нанёс невменяемый Ельцин посредствам губительных гайдаровских реформ, преступной приватизацией, был сравним, разве что с нашествием гитлеровских орд. Та же нещадная разруха в стране, голод и холод, голь перекатная – безработица и смерть миллионов людей. Только после Победы над фашизмом у советского народа была реальная надежда-мечта на лучшую долю, которая под мудрым-ответственным руководством Сталина и воплотилась в жизнь. Но теперь, после рокового 91-го года, – рассчитывать на что-то хорошее, светлое не приходилось. Кремлёвский зоопарк с румяными гайдарятами-упырятами, под защитой каменного топора пещерного троглодита Е.Б.Н.-а и зоркой опекой госдепа дяди Сэма, цинично приказали всем долго жить, накрыв надежды простых россиян на лучшую сытую жизнь – одним огромным дырявым помойным ведром. Цель молодых реформаторов-предателей вскоре стала очевидной – личное мульти обогащение, плюс тотальное разрушение страны и, в угоду США, превращения её, – в абсолютно зависимый сырьевой придаток Запада.
«Счастье и сытость…Нет! Это разные вещи. Можно быть сытым, но при этом глубоко несчастным. Ох, уж эти грёбаные дерьмократы-либералисты…с их пресловутой колбасой в холодильнике. Скотская сытость для избранных… – Танкаев с отвращением фыркнул и оттолкнул на середину стола пухлый номер «Вечерней Москвы», словно кусок протухшего мяса. Заголовок возвещал: «Разгул массовых убийств». Имелась фотография со всеми кровавыми деталями, запечатлевшая доставку жертв в морг. Другие заголовки пытались перекричать друг друга: «Неужели Москва превратилась в бандитский Чикаго 30-х годов?!» «А у вас, есть надёжная «крыша»?» «Атас! Под Питером приземлилось НЛО??» «Дамы, вечная юность! – Тайна спермы синих китов! «Как выйти замуж за миллионера», «Если ты поп-звезда!..»
Он снова презрительно фыркнул: «Испортилась газета. Н-да, какой поп, такой и приход».
«Бог мой…Когда же мы растеряли все свои идеалы и ориентиры? Когда успели прозевать-проворонить свою страну?!.. Почему мы стали такими?! Как допустили пригреть змеиное гнездо на грудо? Открыть ворота заклятым врагам!..»
Многие годы проведя в Махачкале, работая народным депутатом Верховных Советов СССР Дагестанской АССР, являясь в Москву в командировки и отпуск…Он многое видел мельком, отрывочно, через окно персональной «чйки». Военный талант, высокие организаторские способности и незабываемые заслуги перед Отечеством были востребованы Министерством Обороны и после его увольнения в запас. У него был длительный опыт работы в военном аналитическом центре. В качестве эксперта, консультанта и наблюдателя, он побывал практически во всех горячих точках, начиная с Афганистана, Нагорного Карабахза, кончая Чечнёй. Афган: операция «Муса-Кале», «Магистраль», вывод войск в направлении «Кандагар-Тарагунди. Затем: Ставка южного направления, Сумгаит, Степанакерт. Участвовал в разработке ликвидации армянского подполья в Карабахе. Затем прилетал в составе закрытой военной комиссии в 14-ю армию в Приднестровье, знакомился с обстановкой на месте, советовал, как противодействовать молдаванам в районе Дубоссар и Бендер. Был в спец командировке в Абхазии в период контрнаступления на Сухуми. Позже на Северном Кавказе, в соседней с Дагестаном, Чечне.
…Но теперь к нему обращались с подобными предложениями крайне редко. Времени стало больше, и он много ходил по Москве. Был на любимых площадях, прохаживался по желанным бульварам; радовался достойным образчикам архитектуры, памятникам из благородной бронзы, фонарям, строгим и стройным или напротив ажурным – текучим решёткам парков, при этом замечал зорким взглядом очевидные признаки неведомой занесённой в столицу инфекции. Крохотные вирусы и бациллы, неразличимые глазом, поселились всюду на улицах, площадях. И она, столица, не ведая того, что фатально больна, испытала первый несильный жар, головокружение, слабую тошноту, покрывалась нездоровым румянцем!
Наблюдал: как сходились горстками вольнодумцы, шушукались, спорили о диссидентах, о кремлёвских властителях, пересказывали едкие газетные статьи. Испуганно озирались, подозревая в каждом соглядатая и агента. Эти шаткие группы, стайки вольнодумства множились, слипались. Появлялись мегафоны и трёхцветные флаги. Зарокотали мембранные голоса!
Подобно бреду, в сквере заклубились митинги. Неистовые люди истошно орали, грозили кулаками горбачёвскому Кремлю, топтали газоны.
Их разгоняла милиция, грубо и ненавидяще. Всё быстро исчезало. Оставались мятые газоны, затоптанные листовки, порванные транспаранты. Но через день, как приступ горячки, всё повторилось – революционные агитаторы, грассирующие, с пеной у рта, остервенелая милиция и тревожные мигалки спецмашин.
Дальше больше! Начались демонстрации «демократических масс». Улицу Горького перегородили войска – зелёные каски, поблёскивающие, как рыбья чешуя, щиты. Клокотала толпа, словно её поили кислотой. На Пушкинской площади, мимо гранёных фонарей резво подъезжал микроавтобус, и мембранный голос знаменитого попа расстриги, отделённый от его чёрной сутаны, католической бородки, кручёных волосатых рожек и козлиных копытец, витал над площадью, как тлетворный дух преисподней. И казалось, что с площади сдирают покровы, оскверняют, насилуют.
Появились среди этих толп недовольных кликуш и свои кумиры, карликовые «кромвели», все с признаками физического уродства – типа юродивого заики правозащитника С. Ковалёва – врага РУССКОГО СОЛДАТА, и своя «жанна д'арк» – истошно ненавидящая коммуняк, серп и молот – Валерия Новодворская. Толстую, с крашенными волосами, очкастую «пламенную революционерку», в бесстыдно задранной юбке, то и дело вносили вперёд ногами в милицейский автобус. Но через пару дней, она, как пузатая, вражеская мина, вновь всплывала среди орущих волн митингующих, и сама истошно орала в мегафон, бесновато хрипела, матюгалась, пёрла грудью вперёд на ментов, завораживая последних, огромным размером своего «бронелифчика».
…Так всё начиналось, пуская страшные метастазы. А между тем, в Москве под злопыхающий гул «интеллигентских стачек», разворачивались в марше аккуратные, компактные, быстрые стройки. Возводились металлические конструкции, споро сгружались хрустальные стёкла, мелькали нарядные, как конфетти, пластмассовые фирменные каски строителей.
И вдруг среди старомодных зданий, благородных обветшалых фасадов, гранитных парапетов и чугунных решёток, словно вставные челюсти, стали возникать стеклянные призмы и кубы, многоярусные павильоны выставки-продажи иностранных автомобилей и рестораны «Макдональдс». Похожие не то на стеклянные аквариумы, не то на призмы, преломляющие свет на радужные пучки, они магически: притягивали к себе зевак. И настал день, когда они растворили свои прозрачные недра зачарованным москвичам, и те ослеплённые небывалой красотой прилавков, музыкой, палитрой красок новеньких иномарок, хромом и никелем бамперов-радиаторов, прозрачным хрусталём мигающих фар…Пряным ароматом заморских яств, потянулись бесконечными вереницами, повторяя изгибы тротуаров, опоясывая площади, скверы, сливаясь в длинные, медлительные очереди, стремившиеся посетить новые «мавзолеи», поклониться новым божествам. Так индейцы Нового Света высыпали толпами подивиться на приставшие к диким оскаленным берегам неведомые парусные корабли. Так приобщённые к новой религии спешат поклониться грозному и прекрасному идолу. «Причаститься» гамбургерами, чизбургерами, бигмаками, различными дошираками и прочей заморской искусственной отравой, чтобы вкусив с красителями и маническими вкусовыми добавками откровений, унести их в растревоженных, набитых соевым дерьмом желудках.
Миллионы околдованных москвичей-академики, артисты, герои страны, художники, инженеры, врачи – стекались на площади, чтобы пройти сквозь тот или другой стеклянный саркофаг и там принять сакральное посвящение. Приобщиться к неземным тайнам, манящей к себе метафизике момента, озариться мистическим сиянием. Облучённые, сменив генетический код, отказавшись от прежнего мировоззрения ориентиров, в поисках нового идеала, они расходились с потусторонним выражением глаз. И лишь позднее, когда поредели очереди, и число мутантов достигло необходимой массы, химия распада вплотную коснулась Москвы.