Сталинка
Шрифт:
– Две картины. Одна должна быть в доме деда, а другая, там должен быть костёл выписан справа за плечом Иосифа, в приходском костеле Глубокого должна храниться. Так знаю.
– Незнакомец с трудом подбирал русские слова.
– В 1927 году в Варшаве продац его портрет, за большие деньги. Продац, будто он костёлу принадлежит. А дАкументов подтверждающих, что это так - нета. Мы вас долго шукали... э... искали. У вас может есть дАкументы. Тода можно портрет вернуть вам, как законной владельницы. Это великий гроши.
И всё-таки говорил он вполне ясно и понятно, чтобы у Агафьи зашлось сердце. А ведь и было отчего! Тем временем разгоралось утро. Туман выпал росой, и солнечные лучи заиграли его капельками на темно-зелёной ботве картошки.
– Мы сможем вас вытягнуть отсюда. Вы будите навучать своих детей хорошо. Жиц добра.
Судя по тому,
– Я заувтра в этом же часу буду вас ждать тут.
Весь день, чем бы Агафья ни занималась, разговор этот не выходи у неё из головы. Ну почему, почему её дети должны учиться в сибирской глубинке, а не в европейских университетах? Так ведь здесь её дочерям, кроме школы никакого образования не видать! А жить? Обзаводиться семьёй, рожать её внуков... Может, стоит рискнуть? Да, рискнуть... И она отчётливо вспомнила, как сидела на стуле и наблюдала, как убийца её мужа грабит их дом, и как замерло её сердце, когда он подошёл к иконе. Там, за образами, были спрятаны бумаги, удостоверяющие её происхождение. Найдёт - не пощадит. Погибнут дочери... "буржуйское отродье"! Он уже взялся рукой за икону, но вдруг отдернул, будто обжёгся:
– Ладно, замаливай свои грехи! Нам все эти деревяшки не к чему!
Потом, когда остались одни, она растопила печь, пока ещё совсем не стемнело, взяла ведро, лопату и пошла к той берёзе, на которой был повешен её муж. Подставила ведро, встала на него, обрезала верёвку. Как заворачивала мужа в простынь, на которой ещё прошлую ночь он обнимал её горячими руками, как выкопала невдалеке могилу и потом волоком тащила его туда - всё это она помнила до мелочей, но так, будто видела всё это со стороны. Вернулась в дом затемно. Девчонки спали. Достала из-за иконы бумаги, собрала раскатившиеся по углам комнаты клубки, и вышла во двор. В тех клубках были спрятаны фамильные золотые украшения. И самое ценное - перстень с гербом. На перстне зубцы стены костёла, того самого, который нарисован на портрете Иосифа Корсака. Зубцы на перстне и зубцы на картине, должны совпадать. Портреты Агафья никогда не видела, не видела их и мать. Но их описание передавалось вместе с фамильным золотом. Если когда-нибудь жизнь изменится... Да. Так что? Настало время поменять жизнь?
Клубки и документы она тогда упаковала в железную коробку. Отсчитала от стены дома шаги, выкопала яму узкую и глубокую посреди картофельного поля и закопала туда эту коробку.
В огороде среди открытого поля - кому придёт в голову что-нибудь искать?
И вот теперь, в полной темноте, не зажигая лампы, Агафья вышла из дома. Примерилась - примерно отсюда она тогда шагала. Получалось, что посреди огорода, среди высокой ботвы надо выкопать яму. А если хоть немного ошиблась и коробка чуть в стороне? На глазах у всего Корсакова перерыть до срока картофельное поле? Нет, никак невозможно. Но даже не это пугало Агафью. Сама она вместе с детьми выехать никуда не может. Кто же её выпустит? Может попытаться? Господи, это же какая жизнь открылась бы для неё и дочерей?! Села на ступени крыльца. Прохладный ночной воздух дышал таёжной свежестью. И вдруг в этих травяных запахах ей почудился сладковатый запах разлагающейся плоти, вздрогнула, поднялась на ноги. Вместо таёжной свежести на неё вдруг дунуло могильной сыростью. И стало ясно, что никто не собирается вывозить её и детей отсюда. Иначе, зачем прятаться? Чего стОит закопать её вместе с детьми на любой таёжной полянке? А под эти документы, там, в Европе, кто угодно представится Корсаками. Отдать свою родословную на откуп неизвестному человеку? Агафья, Агафья, одумайся! Будто кто закричал в ухо! Нет, ещё не время! И она вернулась в дом. Но сон не шёл. Обдумывая всё происшедшее, всё больше осознавала, какой подвергаются опасности и она, и дочери. Портрет её предка оценен в большие деньги. Кому-то каким-то образом стало известно о существующих у неё документах, которыми можно доказать право на собственность картины. Неизвестные ей люди, нашли её в этой глуши явно не для того, чтобы сделать богатой. У них свой корыстный интерес. Значит, этим визитом дело не закончится. Но что делать? Тут можно не только документов, но и жизни лишиться... самой и детей не сберечь.
Утром она опять стояла с ведром у того же места плетня.
– Рад бацыть
– Нет у меня документов.
– Этого не может быть! Нам доподлинно известно, больше их никому валодаць... э... владеть, иметь... Вы никуда отсюда не выезжать и ваши предки тож. Кроме вас никто не может иметь дАкумент. Вы не боись! Вы забирайте их с собой и вместе уедемо!
– Были бы, я бы с радостью. Но нет их. Сожгла в ту ночь, когда мужа повесили.
– И пошла к дому.
– Пачакаць, пачакаць... э... погодьте! Вчера ищо были, вы мне не отказали, а сегодня их нет?
Она шла не оглядываясь. К вечеру растопила баню так, чтобы дым шёл клубами из дверей, дала прогореть затопке и отправилась к соседке, с которой хоть и не поддерживала особо дружеских отношений, но иногда всё-таки общалась. Объяснила ей, что простудилась младшая дочь, надо бы в бане погреть, а в своей, как назло, труба забилась. Вечером, так, чтобы было видно из окон дома, в котором жил приезжий по её душу гость, месте с детьми пошла к соседке. Назад возвращаться не торопилась. А когда все-таки вернулись, то увидела как раз то, на что рассчитывала. Всё в доме перевёрнули! Не пожалели даже печку. Вывернули почти десяток кирпичей. В погребе бочки с остатками прошлогодних солений - перевёрнули. Даже стены погреба и надворных построек носили следы повреждений. Искали тщательно. А украли - недавно купленную пуховую шаль. Агафья понимала, что это на показ. И что этим дело не кончится. И подняла переполох о том, что дом ограбили. По крайней мере, на эту ночь себя и детей защитила. Приехал оперуполномоченный. Здорово разозлившийся из-за того, что пришлось ехать в такую даль из-за какой-то шали! Но Агафья плакала и упрашивала его не бросать её на произвол судьбы, убеждая, что она и вспугнула грабителей, когда возвращалась от соседки из бани, вот они и успели только шаль взять, а значит, могут вернуться за чем-нибудь из других вещей.
– Ладно, определим к тебе...
– он улыбнулся, - одинокая, говоришь? В засаду на пару дней молодого стажёра. Смотри, не обижай!
В эту же ночь, как и предполагала Агафья, непрошеные гости опять вернулись.
– Погоди, не выходи, - шептала стажёру, когда стало понятно, что кто-то шарит в надворных постройках.
– Ты один! А их там, кто знает сколько? Да и что там могут утащить? Курицу? Жизнь дороже. А вот как бы в дом ломиться не стали?
– Да что ж такого в твоём доме брать?
– огляделся он.
В свете луны тень человека метнулась через двор в огород. Но в дом никто проникнуть не пытался, потому что ну, кто в Корсаково не знал, что у Агафьи засада в доме? Или решили, что прошлый раз обыскали тщательно.
– Может беглые какие из тюрьмы или ещё откуда. Им всё сгодится!
– подсказала она, думая, что если убедятся, что документов нет, может и оставят в покое.
– Похоже, грабитель один, - и караульщик, не зная истиной сути, открыв дверь, пальнул в темноту.
На следующее утро, раным-ранёхонько Агафья заметила, как польский родственник соседки задними дворами уезжал из Корсакова. А начальству стажера, приехавшему забирать его из засады, рассказала, как разумно и смело он защитил двух малолетних детей и женщину, то есть её семью, от грабителей. Спас, а не то, лишили бы их грабители жизни!
И опять жизнь потекла из повседневных забот. Только теперь Агафья была начеку. То ей казалось, что в доме, куда приезжал незваный гость, за окнами мелькают странные тени, то у себя в огороде вдруг обнаруживала отпечаток чужого следа. Убеждать себя, что всё это ей мерещиться от страха - даже не пыталась. Решила лишний раз удостовериться, бывает ли кто во дворе по ночам? А для этого стала каждый вечер мести метлой из мелких прутиков двор и тропинки между грядок. И вот однажды ночью она проснулась от того, что ей показалось, будто по крыше кто-то осторожно ходит. Охотничье ружьё, купленное при первой же возможности взамен конфискованного, Агафья держала под рукой и теперь бесшумной тенью скользнула в простенок, так чтобы в случае чего и окна и входная дверь были под прицелом. Стоять так пришлось почти до рассвета и только когда за окнами стало сереть, незваный гость ушел с крыши. А утром, на еле заметном узоре из полосок от метёлки, она увидела чётко пропечатанные крупные мужские следы. И было понятно, что не отступились, продолжают искать документы. Агафья знала, что в доме искать нечего, но понимала и другое, этого не знают охотники за её документами. И значит, она с детьми находится в опасности. Но время шло, незваные гости пока больше не наведывались.