Сталинка
Шрифт:
– Нет, ещё не родила.
И когда стало казаться, что это бесконечное ожидание будет длиться до скончания веков, его окликнули:
– Буденков? Вы? Сын у вас. Ну, я вам скажу...
Он стоял, и ему казалось, что говорит вышедшая врачиха как-то медленно, еле языком ворочает:
– Ну?
– Что "ну"? Пять килограмм родить - это вам не фунт конфеток скушать! Похлеще будет, - и закурила, отойдя к окну.
– Всех нас измучила, ну и сама...
– выпустила струйку дыма, - тоже намучилась. Да, папаша, сын ваш в рубашке родился! Вот ведь как...
– но договорить ей не дали.
– Валентна Фёдоровна, Буденковой
– Чего ж орёте, чертовки! Иду!
И он опять ждал. Кто бы сказал - сколько? Ему казалось бесконечно долго.
– Женщина, милая, сходи, будь добра, узнай как там Буденкова Евдокия. Уж сколько жду. Ведь родила же, так что случилось, что?
– Это ж надо, заполошенный какой! - и продолжая себе под нос что-то бубнить, всё-таки оторвалась от стула. Не было её долго. Но вот в окошечке показалось её лицо:
– Буденков!
– Да тут я, тут!
– На операции ваша жена. С сыном полный порядок, а вот мамаше аппендицит вырезают. Пять кило родился, уж не раздавил ли аппендицит - то, думаю? Иди домой. Только приступили. Толкись, не толкись тут - ты делу не поможешь.
В семь часов вечера его из приёмного покоя выгнали, и дверь закрыли на крючок.
На следующее утро выяснилось, что операция прошла без осложнений. Всё нормально. И Константин поехал получать паспорт Евдокии, а заодно свидетельство о рождении сына. Зашел в тот же магазин, где в своё время покупал одеколон "Кармен" и купил отрез на платье в подарок Евдокии и женские часики, которые положил отдельно в нагрудный карман.
Елизавета лишних слов не говорила, вела себя так, будто просто давно знакомый человек пришел. Паспорт уже был готов, так что оставалось только свидетельство о рождении сына выписать.
– Какое имя вписывать, Константин Александрович?
– А пиши - Михаил! Парень-то вишь какой крепкий родился! Мишка, Михаил Константинович, значит!
Когда все документы были получены, он обошёл стол:
– Лиза, Елизавета, вот... тут подарок тебе - часы. Чтоб время у тебя счастливое началось, - кашлянул, пригладил черные волосы.
– Ты на местных женщин не смотри, на суды-пересуды. Выбери мужика поздоровее и ребёнка роди. Ты ещё молодая, сильная. Успеешь вырастить. А дети - это, я тебе скажу, ради них и живём. Будет у тебя ребёнок, вот и семья. А там внуки пойдут... - и осекся. Она так и сидела, не поднимая головы. - Ну, нельзя прожить пустоцветом! - положил часы и, не оглядываясь, вышел.
В комнате Кузьминых все ещё спали. Но за окном рассвело, а Константин так и не уснул. Воспоминая яркими, живыми картинами ещё стояли перед глазами, когда он почувствовал, как жена осторожно поднялась с постели. Значит и ему пора вставать.
След корсака
Глава 3
Евдокия открыла глаза. Раннее утро проникало в комнату шумом машин, и звоном трамвая, везущего рабочий люд на завод. Немного полежала, собираясь с мыслями. Задерживаться с детьми в гостях не хотелось. Вроде и встретили хорошо, но приехали-то по делам, а всех дел осталось съездить Константину к тёте Нюре. Может что-нибудь знает о Катерине и
Надо было вставать, одеваться, чтобы не стеснять хозяев, которые тоже вот-вот поднимутся, им на работу собираться. Приподнялась на локте.
– Костя? Ко-о-стя!
– М... Встаю...
Когда, умывшись, Евдокия вернулась из ванной, в комнате, ничуть не смущаясь ранним утром, гремел голос Геннадия:
– Значит так, Костя, поезд у вас вечером? Ага. Значит, успею вернуться с работы и проводить. А тебе... - и он объяснил, как доехать до тёти Нюры.
– Ладно, матери привет передавай.
– И исчез за дверью. Евдокия осталась в чужой комнате. Привыкнув не говорить лишнего, она больше молчала. Александра сначала пыталась завести разговор, а потом занялась домашними делами и Евдокия вздохнула с облегчением. Уж слишком разное их волновало, и разговор не клеился.
Ближе к вечеру собрала вещи, умыла и переодела в дорогу сыновей, пора Константину вернуться. А его всё нет! Вот уже и Геннадий пришёл с работы. Накрыли стол для ужина.
– Евдокия ты не волнуйся. Ну не сегодня, так завтра уедите. Сама знаешь, по какому вопросу поехал. Может, что не предвиденное!
– Успокаивал её, а сам то и дело в окно выглядывал на автобусную остановку.
– Так билеты заранее куплены. Да и от поезда ещё добираться. Корову, кур, всё хозяйство на соседку оставила.
Вернулся Константин хмурый, как туча.
– Приехал к тётке домой, поцеловал пробой и всё! Не застал её дома! Ну, думаю, с утра пораньше в магазин, или по каким делам своим ушла. Ходил, ходил кругами возле дома! Решил соседей спросить. Рядом живут, должны знать, куда делась? Они там... в глухом лесу люди друг друга лучше знают!
– Костя, в лесу каждый человек наперечёт, а у нас... ну кто вот над нами живёт? В лицо видел, а кто такие, куда ходят?!
– Вот и я о том же!
– Не волнуйся ты так! Отвезёшь нас домой, а то коровка Малинка теперь заждалась хозяев, и ещё раз приедешь.
– Евдокия пыталась успокоить мужа.
– Ох, калинка - малинка! Ущючил возле подъезда одну дамочку, которая сказала, что зачастила наша тётя Нюра в какой-то то ли интернат, то ли детский дом ездить. Вот, говорит, ещё вчера с вечера собиралась, а сегодня утречком и уехала! Вы представляете?! А вдруг нашла кого из моих? А? Все магазины в округе обошёл! Нет её! Ну, потом оставил записку. Что было делать? Приедем, сразу письмо напишу.
Через пару часов семья устроилась на полках плацкартного вагона. Время позднее, уставшие от дневной суеты пассажиры, под мерный перестук колес спали. Слабый синий свет ночных ламп заполнил плацкартный вагон. В этой сонной тишине, проводница видела, как возле откидного столика боковой полки, склонившись друг к другу, негромко разговаривали стройная женщина с туго скрученной на затылке русой косой и крепкий, черноволосый мужчина.
– Понимаешь, по годам считаю, в интернате или детском доме может быть тот ребёнок, которым Катерина осталась беременная! Сын ли, дочь ли?
– взволнованно шептал Константин
– Костя, не береди заранее душу. Убедишь себя, а если там ребёнок кого-то из знакомых? Будешь потом...
– пыталась успокоить мужа Евдокия.
– Дуся! Дуся! Дай хоть надеждой потешусь!
– Не желая даже допускать такую мысль, перебил жену.
– Сложи лучше столик. Постель постелю. Видишь, все спят? И нам пора.