Сталинка
Шрифт:
– Куда их? Я же родная бабушка. Навещать - то можно?
– Да. Инспектор оформила ваших внучек не в детский дом, а в интернат. Поскольку по документам они не являются сиротами. Хотя... обычно в таких обстоятельствах... Одна морока, однако! Всё равно придётся переводить! Ну, пока вот так, значит.
Агафья собирала внучек и уговаривала, убеждала, что интернат, это не детский дом, она будет к ним приезжать проведать, а на каникулы их будут отпускать, ведь она их родная бабушка.
Оставшись одна в доме, Агафья подошла к одному окну, к другому... вышла в огород, взяла лопату и стала перекапывать пустующую грядку. Ничего не помогло,
В интернате пахло манной кашей, варёными яйцами и какао. Добралась как раз к обеду. Девочки вышли в одинаковых платьях, с одинаковыми небрежно завязанными бантами в криво заплетённых косичках. Сердце Агафьи сжалось. Такая ли участь этим детям по праву рождения положена? Но ведь и сказать нельзя, малы ещё, вот подрастут, тогда всё им и расскажет: и про то что и с их матерью случилось, и про то кто они такие. И про клубки с фамильным золотом расскажет, а пока нельзя, никак нельзя.
– Это правда, что наша мама человека убила, а потом сбежала, а нас бросила?
Девчонки смотрели не мигая. Как быть? Что сказать? Малы, случайно проговорятся и погубят Ольгу.
– Малы вы ещё. Не поймёте.
– Так она жива или нет?
– Она... она ушла в тайгу... и потерялась...
– Агафья мяла в руках платок, не находя нужных слов, но все-таки решилась: - Она вас любит и помнит.
– Помнит? Значит живая. И это правда, что она нас бросила!
Встреча с детьми оставила тяжелый осадок в душе. И пробыли в интернате всего ничего, а как изменились? Озлобились, что ли? Или жизнь там такая, что поневоле злым станешь? Да и ясно, что ничего хорошего про мать им не говорили. А дети доверчивые, скорее всего, внушали, что преступница она, бросившая своих детей.
Подошла пора капать картошку. Агафья с самого утра не разгибала спину. Солнце подходило к зениту, когда лопата ударилась во что-то железное. Агафья аккуратно разгребла землю. Точно, та самая коробка, которую она тут закопала. Решение пришло сразу, самый удобный момент: выкопать, положить в ведро, присыпать сверху картошкой и перепрятать. Раз коробка сама в руки далась, значит нельзя оставлять на прежнем месте. А время уже к обеду. Подхватила ведро и направилась в дом. Надо подумать куда, перепрятать коробку с клубками и документами. Вошла, поставила ведро у дверей, только собралась присесть на стул, в дверь вежливо постучали, вошёл сосед, тот самый, в семью которого приезжал польский родственник. И было понятно, что не просто так пришёл, но, поди, пойми, что у него на уме?
– А картошечка у тебя хороша! Вся как на подбор!
– Потянулся к ведру, взял одну, повертел в руках, положил, посмотрел
– Землица у тебя чёрная, да жирная, вот картошка и прёт!
– Картошка, что ли не уродилась? Зачем пожаловал?
– Я и говорю - земля чёрная, жирная, значит и червей много. Дай думаю, попрошу у соседки, чай не откажешь, червей подкопать для рыбалки?
– Коли на твоём дворе даже черви засохли - рой, мне не жалко.
– И отвернулась от него.
– Вот и ладно, вот и ладно...
Агафья услышала, как хлопнула входная дверь, и по крыльцу протопали шаги, тогда только повернулась. Непроизвольно выдохнула: "Ушёл. Господи, как же я успела, как успела!" Выглянула в окно, сосед бодро копал ямки на участке, где она уже выкопала картошку. Есть расхотелось. Она вышла и стала копать дальше.
– Соседушка, не побрезгуй помощью, по-соседски помогу картошку выкопать.
– Да что ж тебе вздумалось помогать мне?
– Говорю же, по-соседски. А что, опасаешься, картошку поворую?
– Копай, кто ж тебе не велит? Только жена тебя не побьёт за такую помощь?
– Возраст у тебя не тот, чтоб за тебя жены мужей притесняли. Да опять же, она и послала: "Поди, - говорит, - помоги соседке. Одна одинёшенька спину гнёт".
– Ладно, сосед, копай, расчёт картошкой. Каждый третий куль - твой. Но перебрать и в подпол спустить поможешь.
В эту ночь Агафья выбрала момент, когда луна зашла за тучу, и бесшумно выскользнула во двор. За ворота она не выходила, но в ночном полумраке внимательный наблюдатель мог бы заметить, как еле различимый силуэт, осторожно миновавший задний двор, одолел невысокий плетень и направился к плакучей берёзе. В дом Агафья вернулась тем же путем, также тихо и незаметно, но без коробки в руках.
Всю следующую неделю сосед, не разгибаясь, копал картошку на её огороде. Оставалось уже совсем немного. Агафья стояла на крыльце, смотрела на кусок черной земли, изрытый так, будто на нём не картошку копали, а кроты норы рыли. Но ей было не до смеха. Вот дороет оставшиеся ряды, и обозлённый не оправдавшейся надеждой, как-то себя поведёт? Она вернулась в дом, закутала в полотенце заранее напечённых пирогов и отправилась к соседке, поблагодарить, за то, что она послала мужа помочь по-соседски, выкопать картошку.
– Там кули с картошкой, что твой заработал, одна к одной, отборная, под навесом стоят. Так что забирайте. Ну и спасибо тебе, - Агафья чуть усмехнулась краешком губ. Но соседка будто не слышала её, она нервно выглядывала в окно, наконец, не выдержала:
– Много ещё осталось?
– Я уходила - чуть больше пары рядков.
Тут на крыльце послышались мужские шаги, и в дверь вошёл сосед. Потный, грязный и мрачный.
– Ну, спасибо вам, соседи, - Агафья прижала руки к груди: - за помощь, за доброту душевную.
Однако муж с женой замерли друг напротив друга:
– Дура! У-у- у! Дура!
– Так может, ты это копал... мелко? А? А-а-а!
– Пойду я...
– Агафья смотрела на этих людей, и ей вдруг показалось, будто это две огромных крысы, ощерившись, готовятся прыгнуть друг на друга.
– Иди!
– крикнули в один голос!
Прошла осень, зима засыпала дороги снегом и в очередной раз Агафья с трудом добралась до интерната. Но выяснилось, что внучек отправили в другой то ли интернат, то ли детский дом. А куда перевели, сообщат только родной матери. Пусть приезжает и хоть совсем забирает, её право.