Старая сказка на новый лад, или Куда же смотреть, чтоб отвернуться
Шрифт:
– Чаво сделать, надо?
– Расслабься!
– Бесик, так я уже утром сходила.
– Куда?
– На двор.
– Тьфу ты, старая, лучше замолчи. Разговаривать с тобой бесполезно. Да и скучно. А, может, и сбежит. – Задумчиво пробормотал бес. И после недолгой паузы резко обернулся к Водяному и Кикиморе, которые продолжали держать Ляксеича за руки и не давали ему встать. – Ну, что хряпки разинули? Вяжите руки, да покрепче, и дело с концом. – И, сняв с пояса ремень, грубо бросил его Водяному. – А я пойду, костер разведу, а то что-то ветерком потянуло. Зябко.
– А
– Вот насчет ума ты здесь тонко заметила. – Неожиданно послышался знакомый голос из темноты. Все обернулись и увидели прямо перед собой Василия с новой сигарой во рту. В одной руке он держал пиджак и брюки, а в другой – ботинки, примерно сорок пятого размера. И рубаху со шляпой, поверх которой свисал пятнистый галстук.
– Ой! – Вскрикнула Баба-Яга – Да что же энто творится-то? Батюшки родимаи! Никак душу невинную узагубил?
– Ты что, Бабка, сдурела что ли? – Насупился Кот. – Я никогда душегубом не был и не буду.
– А энто что? – И Баба-Яга робко указала пальцем на одежду.
– Тьфу ты, дура! – Выплюнув изо рта сигару, Василий повысил голос. Да не боись ты, живой он. Не потащу же я жлоба этого сюда. В нем, почитай, пудов семь верных будет. Надорваться мне что ли? А Лешего тоже переодеть во что-то надо. Ты об этом-то подумала? Тем более, такие костюмчики на дороге не валяются. Их непосильным трудом добывают. Вы, вон, с одним еле справились, а я в одиночку такую работу провернул. – Василий бросил одежду на ближайший пень и, подойдя к Кикиморе, почти на ухо прошептал: – Ты правильно сказала, чтоб развести костер, ума не надо. Разжигай, разжигай голубушка. А то, не ровен час, их Борис Степаныч прибудут. Озябли, небось. – И лукаво улыбаясь пошел к оврагу, наполненному водой, и впал в раздумье, пока бес, заломив Ляксеичу руки за спину, стягивал их ремнем.
Кикимора пошла собирать хворост. Но, сделав несколько быстрых шагов, резко остановилась, желая оглядеться. Так что, шедшая позади нее Баба-Яга, не успела свернуть, ни влево, ни вправо, ни в сторону, и столкновение получилось на редкость удачным.
– Ты что? Ошалела? – Взвыла от боли Кикимора, держась за радикулит. – Аль дороги тебе мало, подлюка горбатая?
– А ты какого Лешего тута раскорячилася? – Кряхтя в ответ, пробурчала Баба-Яга, потирая, ушибленное колено. – Небось, усе о чем-то мечтаешь?
– Да, представь себе, мечтаю. А тебе какое дело? Что, завидки берут? – С ехидцей в голосе протянула Кикимора. И, подняв с земли гнилой сук, по своей форме напоминающий обломок рогатины, с которой в глухую старину наши предки ходили на медведя, гневно замахнулась им на Бабу-Ягу.
– Вот, как дала бы тебе этой фиговиной по твоей обрюзгшей харе!
– Что ты, что ты! – Зароптала Баба-Яга, прикрывая на всякий случай руками голову. – Не вздумай!
– Что? Страшно стало? То-то. Гляди у меня! А то так вздумаю, что мало не покажется.
Тем временем, Водяной, не обращая внимания на Бабу-Ягу и Кикимору, которые от глубоких и неистовых чувств друг к дружке, продолжали кричать и ругаться, собирал хворост и аккуратно складывал его небольшим шалашиком, напоминающим муравьиную кучу. И, когда, по его мнению, уже все было готово для разведения костра, удовлетворенный своими успехами, потирая ладони, со счастливой улыбкой на лице, как бы невзначай по-деловому, обратился к Кикиморе и Бабе-Яге:
– Ну, хватит вам трещать-то, сороки. Даст мне кто-нибудь спички или нет?
После этих слов Кикимора, забыв о ссоре с Бабой-Ягой, устремила свой гневный взгляд на Водяного.
– Бабк, а Бабк, гляди-кось, никак наша плесень плавучая насмехается над нами? – И, не дожидаясь ответа, широко раскрутив этой полу палицей-полу рогатиной, почти не глядя, метнула ее в Водяного, как будто сыграла в городки.
Но тот успел не только увернуться и отбежать, но и скрыться за густыми ветвями широко растущего кустарника, на ходу выкрикивая бранные слова в адрес Кикиморы. А сук, пролетев сколько ему положено, грузно шлепнулся в лужу, вынося оттуда целый ливень грязных брызг и прочего мусора. Тем самым, она получила большое удовлетворение. Это было видно по ее широко расплывшейся улыбке на грязном от сажи и копоти худощавом лице. Кикимора степенно подошла к тому месту, откуда пару минут назад Водяной дал деру. И, неизвестно от каких чувств, пнула ногой незатейливую постройку, оставленную, Мокрушей. И в ту же минуту шалашик рассыпался на мелкие сучья.
– Вот дубина. – Бабк, глянь-кось, дрова-то сырые. Да их век разжигать будешь – не разожжешь.
– Так-едь, апосля дождя, нешто найдешь сухих-то? – Откликнулась Баба-Яга, шурша небольшим клочком бумаги, что всегда брала с собой в дорогу для самого крайнего случая. И вот, на ощупь, рукой отыскав сухое место на бугорке под деревом, громко чиркнула спичкой о коробок и подожгла бумагу. Тут же выискивая сухие сучки среди наваленных куч сырого хвороста, аккуратно подкладывала их в огонь. Через несколько минут пламя костра осветило всю поляну, на которую безжалостно завела их судьба.
– Да-а-а-а. Однако, быстро ты управилась. Сразу видно – специалист. – Сказала Кикимора и, скинув с плеч небольшую охапку хвороста, что успела собрать по дороге, подсела к костру. – Постой-ка, постой-ка. – Неожиданно сделав серьезное лицо, Кикимора резко обратилась к Бабе-Яге. – Ты случайно, не помнишь, что там Котяра об уме-то говорил?
– О каком ышо уме? Скажешь тоже! – Кряхтя, пробурчала Баба-Яга, оттирая колени от мокрой травы.
– О каком, о каком? О моем, конечно!
– А что?
– Ну, как это, что? Он же ясно сказал, что развести костер – ума не надо.
– Так энто ж ты, надысь, сказывала.
– Знаешь, Бабка, ты меня лучше не путай.
– А я табе и не путаю. – Пожимая плечами, невозмутимо ответила Баба-Яга.
– Нет, путаешь. То, что я сказала, и без тебя помню. Чай, не глупая какая. Он-то что сказал?
– Что? – Насторожилась Баба-Яга.
– Ну, как это что?! Я говорю: чтобы развести костер – большого ума не надо. А он, плесень ты старая, мне и говорит: «Ну, тогда иди, дескать, разжигай». Это что же, выходит дело, я дура, что ли?