Ставрос. Падение Константинополя

MadameD

Довольно долго не было ответа; Микитка собирался постучать снова, и тут дверь приотворилась.

Изнутри пахнуло сухими травами и старостью; на них пристально смотрел пятидесятилетний слуга ди Альберто, Витторио.

Микитка невольно отступил; подозрительность и раздражение во взгляде маленьких черных глаз под нависшими седыми бровями вот-вот должны были уступить место испугу, и тогда Витторио побежал бы полошить воинов, русичей! – как вдруг старик узнал гостей. Подслеповатые глаза узнали черты, не похожие ни на одно итальянское

или римское лицо.

– Это ты! Вы оба! – воскликнул слуга ди Альберто.

– Да, Витторио, это мы с Мардонием, - торопливо ответил евнух; он оглянулся на комеса. – Скорее иди, скажи матери, что я вернулся!

– Каким только ветром вас принесло! – воскликнул итальянец: словно забыв, кто они такие и что их связывает с хозяином.

Микитка топнул ногой.

– Сейчас же впусти нас!

– А это кто еще с вами? – старый брюзга, не давая дорогу, стал вглядываться в спутников юношей, которых скрывала темнота.

Но тут Леонард быстро ступил вперед; он легко оттолкнул с дороги Микитку, а потом и Витторио. Итальянец хотел поднять крик; но комес уже взбегал наверх. Микитка вскочил в переднюю следом за ним, и яростно шепнул слуге:

– Не кричи! Хуже будет!

Витторио, вытаращив глаза, только хватал ртом воздух. Микитка побежал будить Ратшу и Бориса, бывших русских этериотов императора. Он помнил, что Дарий обещал предупредить московитов о побеге и о комесе; и долгого объяснения, скорее всего, не понадобится.

Когда Микитка поднял своих воинов и после первых излияний изумления и радости сбивчиво объяснил им, с чем вернулся, вниз спустились Ярослав Игоревич и Леонард. Они шагали рядом, как старые товарищи: такие люди сразу сходятся и начинают верить друг другу!

За мужем шла Евдокия Хрисанфовна: мать была в одной сорочке, поверх которой придерживала на груди персидскую шаль, простоволосая и изумленная.

– Микитушка!..

Он бросился к ней и крепко обнял; через несколько мгновений обжигающего счастья мать сама отстранила сына от себя, схватив за плечи. Она посмотрела Микитке в глаза:

– Нам сейчас собираться?

– Да, мать, - ответил евнух. – И поскорей!

Евдокия Хрисанфовна кивнула и проворно, почти бегом поднялась наверх.

А Ярослав Игоревич перехватил пасынка за плечо и воскликнул:

– И удал же ты, Микитушка! Какую рать привел!

– Поскорее, отец! – попросил Микитка и его.

Ярослав Игоревич улыбнулся, схватил его обеими руками за голову и поцеловал, взъерошив волосы; потом оставил пасынка и поспешил за женой наверх. По лестнице быстро протопали его шаги.

А комес посмотрел на обоих друзей.

– Сейчас пойду к вашему хозяину: скажу, что мы уходим.

Микитка открыл рот во внезапном испуге; но Леонард Флатанелос качнул головой.

– Нет, я давно его знаю. И даже если и так… ди Альберто нам не навредит: скоро весь город и без него узнает…

Он улыбнулся, глядя в лицо своего русского друга.

–

Неужели ты думал, что я могу долго остаться безвестным?

“И в этом все греки”, - подумал Микитка.

Спустя совсем небольшое время вниз сошла Евдокия Хрисанфовна, одетая в дорогу; она вела за руки обоих младших сыновей. Это были русоволосые мальчики, похожие друг на друга и на Микитку. У Евдокии Хрисанфовны был большой узел за плечами; сыновья тоже каждый держали в руках по узелку.

Разговор с хозяином получился недолгим: тот был слишком обескуражен, хотя давно слышал от своих московитов, что они хотели бы уехать. Но он никогда не думал, что это для них возможно без него. Итальянец был очень огорчен тем, что теряет своего лучшего охранителя. Где еще найдешь такого дешевого и надежного защитника!

Но комес не дал Джузеппе ди Альберто долго сокрушаться и мешать им.

Впрочем, у ди Альберто оставались двое других русских воинов: их Микитка звал с собой, но они отказались. Сказали, что их долг остаться с хозяином, раз уж его покидает старший.

Они скоро ушли: мужчины подхватили на руки Владимира и Глеба, чтобы те не отстали вместе с матерью. Итальянец, в бархатном халате поверх ночной сорочки, спустился следом за беглецами с крыльца – и долго в полнейшем изумлении глядел им вслед.

Евдокию Хрисанфовну с младшими детьми посадили в повозку, к сыну и его побратиму; а мужчины некоторое время решали, что делать дальше. Потом Леонард заглянул в экипаж и позвал Мардония.

– Возьми Артемидора! Поедешь с ним, Христофором и Андреем к своему брату! Ты знаешь, как найти его?

– Да… знаю, - сказал Мардоний. – Знаю, - подтвердил он, взглянув в глаза другу.

Микитка сжал его плечо.

– Поезжай! Бог помощь, - серьезно и взволнованно сказал он. – И без сестры не возвращайся!

Мардоний перекрестился; он быстро и крепко обнял московита за шею и поцеловал его в уголок рта. Потом выпустил Микитку из объятий и отвернулся.

– Я готов, - глухо сказал он, точно шел на плаху.

“Как знать”, - мрачно подумал Микитка.

Артемидор поднял Мардония на коня, потом сел сам; другие двое людей Флатанелоса вскочили в седла, и все четверо уехали.

Мардоний быстро отыскал дом Дария – брат тоже жил во Влахернах, в приморской и печально знаменитой части Города: ею первой овладели турки.

Мардоний нашел дом брата по приметам, которые тот указывал в письмах, - выкрашенная в зеленый цвет ограда и молодой лавр, посаженный у самой калитки; та никогда не запиралась, как в доме ди Альберто. Там хозяин не запирался, потому что чувствовал себя спокойно; здесь же, если придет беда, не спасет никакой замок…

Мардоний с острой радостью узнавания сорвал через ограду глянцевитый листок деревца-привратника и перетер его в пальцах; вдохнул свежий пряный запах.