Стихотворения и поэмы

Сосюра Владимир Николаевич

2

Любимая колхозная земля, я в сердце сохранил твои просторы… Уже упало солнце на поля, когда, село оставив, шел я в город! Как будто проглотила ночи мгла наш двор и мамины глаза родные… Но средь бетона, гама и стекла я не забыл о вас, тыны кривые! Я с вами горе видел с ранних пор, там, где текут серебряные реки, — хоть заменяет вас теперь забор, но в памяти остались вы навеки. Гудок! Идут шахтеры. Посмотри, какие открываются просторы там, где тропинка светлая зари бежит в село, что превратилось в город. Дубы склонились у Донца-реки, земля усталость с плеч своих стряхнула. И тракторов уже не слышно гула — отворковали, словно голубки. Уже заря сияет над землею, и соловей выводит трель в саду, и вот в обнимку с песней молодою я вновь по Красной улице иду… Когда-то здесь вечернею порою с ребятами я в «пряталки» играл, когда-то здесь мальчишеской рукою разбитый палец пылью присыпал. Вот и сегодня вечер черногривый как будто конь гарцует вороной. И я иду. Уже я сивый-сивый, и только сердцем, сердцем молодой. Давно-давно уже уснуло солнце, и

за Донцом и над Донцом — темно. Послушай, песня, стукни в то оконце, хотя того оконца нет давно. И песнь стучит… Вот ужинает в хате семья. Хлеб горький посреди стола… Я уходил в повстанцы на закате, и мне бабуся пирожки пекла. Как будто снова в хате я убогой… Бабуся хлопотами занята… Она меня крестила на дорогу, но я в боях не признавал креста. Как далеко тогда на гром металла с тобой нас, юность, годы увели!.. А ночь кровавая отгрохотала, и вот домой мы солнце принесли. Уже совсем погас огонь заката… Здесь пел тогда я про войну, про Русь. И вот сквозь годы на слепую хату я и никак не нагляжусь… Но прилетит рассвет на крыльях алых, и детский смех и песни зазвучат… Мы вышли из трущоб и из подвалов, из покосившихся бедняцких хат… И вот рассвет врывается с налета… Веселый ветер над рекой поет. Опять шумит счастливо Третья Рота, рабочие уходят на завод. Стою в цветах… мне бой ночной приснился… и вспомнился мне грохот батарей, когда рабочий люд за счастье бился не для себя лишь, а для всех людей. В большом труде растет родная слава, мы, как один, для радости живем, зерно, что льется в закрома державы, нам говорит о счастье трудовом. Раскрыты двери новых школьных зданий. А наши клубы, фермы, детсады!.. Спокойно спи, Тарас, в своем кургане, мы нашей Украиною горды. Нам партия любимая по нраву, как добрая и ласковая мать. И золото зерна в руках державы — то наше счастье, нам оно под стать. Обращены к космическим просторам глаза мильонов — что же там вдали? То сказочный корабль наш, на котором Гагарин облетел вокруг Земли.  ……………………………… Стоит курган. А в листьях тополиных играет ветер — сколько в нем тепла! Ты счастлива сегодня, Украина, ты, словно сад весенний, расцвела. И никогда машин не смолкнет гомон, как наша песня в шелесте дубров. Всё, всё, что есть, — народу трудовому: зерно, и сталь, и дружба, и любовь! Мы обратили радостные лица туда, где счастьем светит небосклон… Под клич гудков и стали гордый звон наш труд коммунистический вершится. Он нам по нраву, честный, вольный труд. Под стягом славы, дням грядущим рады, всё новые ударники идут, объединяясь в лучшие бригады. Так пусть же солнце нашу землю греет, пусть заводские корпуса растут! Под стягом партии всё одолеет коммунистический, свободный труд!

3

Ты, песнь, подруга вечная моя, где б ни был я, где б ни блуждал с тобою… Вновь Киев блещет гордой красотою, вновь на горах родных с тобою я. Кладет на вербы вечер позолоту. Моторки режут ширь днепровских вод, как молнии кромсают небосвод, летят сверхзвуковые самолеты… Под этим небом жить — большое счастье, пить ветер, слушать звонкий смех детей… Здесь поезда по синим рельсам мчатся, достигнув небывалых скоростей. Они летят у фермы, в даль простора, там, где не счесть гусей у берегов, как будто здесь на синие озера упали стаи белых облаков. А даль вольна, просторна, синеблуза… Грохочут поезда весь день подряд. Вслед листьями им машет кукуруза, подсолнухи, как солнышки, горят… А там шумят заводы, не смолкая, и лес копров встает за далью рощ… Поэт, воспой дела родного края, красу индустриальную и мощь! И на реках плотины, там, где воды мы покорили… Милые края, как радостно под вашим небосводом живет моя рабочая семья! О, сколько звезд над нашею землею! Всей ширью отражает их Днипро… Я в этот вечер с песней молодою иду к ближайшей станции метро. Иду, а песне — ни конца ни края, я в ней за всё благодарю народ! Вот двери из стекла я отворяю, и эскалатор вниз меня несет. Нет, ни за что не передать сонетам сиянье этих залов расписных!.. Здесь бюсты и ученых, и поэтов, и я смотрю мечтательно на них… Оживлены рукой труда чудесной гранит и мрамор в глубине земли, как будто бы слились с моею песней и с думами, что в сердце расцвели. Кто б мог подумать, что в подземной глуби, где царствовали только плывуны, такое чудо сотворили люди во имя счастья, мира и весны! О труд, ты — гордость Родины любимой, тебе я новой песней шлю привет! В подземных и космических глубинах ты открываешь двери для побед! Прощай, тоннель. Я вышел из вагона — и небо вновь слепит голубизной, и, полный гула, гомона и звона, опять шумит Крещатик предо мной. Да, всюду мы со счастьем чернооким!.. И снова мне, о свет небесный мой, как в юности моей далекой, щеки целует нежно ветер молодой… И снова жизнью полон я до края. И, радостно волнуя в жилах кровь, мне струны сердца жизнь перебирает. И я лечу на крыльях песни вновь… Мне кажется — весь мир от зноя замер, и вяло никнет тополиный лист. Лишь белолицей девушке глазами улыбку дарит смуглый тракторист. Даль как огонь. Томится всё земное. В разгаре полном летняя пора, и всё невыносимее жара. Но нет, любовь не убоится зноя! Он ей, она ему улыбки дарит, как будто сердце бьется в них одно. А девушкины щеки как вино. И синие глаза смеются карим… Где трактора прошли из края в край, там поле чистым золотом сияет… Машина нам в работе помогает, нас ожидает славный урожай. Мы счастливы. Чужого нам не надо. Мы все живем в неповторимый час!.. Всё для тебя — и труд, и сердца радость, советский край, ведь ты живешь для нас! И мы идем вперед всё неустанней, и счастье добываем мы в борьбе… Когда Двадцать второй твой съезд настанет, придем с победой, партия, к тебе!

ЭПИЛОГ

Не нас одних зовут гудки и стяги жить счастливо в сиянье нив и рек, — уже давно

в социализма лагерь друзей объединили мы навек. Всё новые титаны к жизни новой встают, и не страшны им силы зла: рвет Африка извечные оковы, до неба Куба плечи подняла. Как по весне в плотину хлещут воды, как битвы сотрясают небосвод, шагают к солнцу радостно народы, колониальный сбрасывая гнет. Теперь им лютый враг вовек не страшен, когда счастливой радугой-дугой приветствует их вся Отчизна наша и помогает щедрою рукой. Так пусть же день безоблачный сияет! Ведь мы идем к победам вместе с ним. И атомной войной не запугают того, кто солнцу вечный побратим! Не нас одних зовут гудки с рассветом… Ведь есть у нас друзья давным-давно. Пускай различна наша кожа цветом, но только сердце бьется в нас одно. Давно любовь и дружба между нами, ни горы нам, ни дали не страшны — друзья у нас в Корее и Вьетнаме, мы дружим с вами, Африки сыны. Настанет час, в одно сольются воды, друг к другу горы вечные придут, когда по-братски не одни народы, а континенты руки подадут. И братьями навеки станут люди, и встанут все они под сень знамен. И солнце коммунизма щедро будет сиять для всех народов и племен! 15 сентября 1961

ПРОИЗВЕДЕНИЯ, НАПИСАННЫЕ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ

СТИХОТВОРЕНИЯ

473. ТОВАРИЩУ

Руку, товарищ! И в бой беспощадный! В грозный, волнующий бой!.. Пусть озарит нас священный, отрадный светоч победы над тьмой… В тесной землянке, в избушке убогой будет он ярко гореть… В путь же, товарищ, одною дорогой! Полно молчать да терпеть! Видишь? Над Русью могучей и вольной взвеяло знамя Труда… Кто же разбил в этой жизни безвольной цепи рабов навсегда? Кто же зарю возрожденья нам смело из темноты показал? Чье это сердце за нас так болело? Кто всё на битву нас звал? Это нуждой вековой истомленный брат наш, страдалец-народ, под непосильною ношей согбенный… Вот кто разбил тяжкий гнет. Враг свирепеет потоками стали, хитрый, и скользкий, и злой. Но уж сквозь тучи сияют нам дали счастья семьи трудовой. Руку ж, товарищ, и в бой беспощадный, в грозный и радостный бой!.. Пусть озарит нас священный, отрадный светоч победы над тьмой! 1917 Село Верхнее

474. «Я прощался с тобой… Скоро поезд… Вокзал…»

Я прощался с тобой… Скоро поезд… Вокзал. Давит скатка шинельная плечи… Отрыдает труба, и сквозь огненный вал мы помчимся победе навстречу. Эта синяя кофточка… Пламя платка. Очи — звезды со звездами в споре… На винтовке любимой родная рука, нежно пальцы грустят на затворе. День в прозрачности бледной дрожа угасал… трепетали невнятные речи… Я так долго, так долго тебя целовал, и глаза твои, губы, и плечи… 1918 Бахмут

475. СМЕЛО В БОЙ!

Смело в бой с обновленной душою! Нет бесстрашным преград впереди. Закаленное в битвах с нуждою, сердце радостно бьется в груди. Мчим, как буря, навстречу судьбе мы, и, как сердце, в упорном бою, в грудь орла, что на вражеском шлеме, я бросаю гранату свою. В грозной битве с кровавой ордою, вдохновленные волей стальной, бьют орудья наводкой прямою, защищая Донбасс дорогой. Там за нами встают горделиво терриконы… О, синь эстакад! Точно молнии мы. В тьме разрывов всё вперед наши цепи летят. И, не чувствуя ног под собою, я лечу, точно я и не я. Это крылья твои за спиною, Украина родная моя! 1918

476. ПИСЬМО

Я получил письмо. Дышал нежданной лаской, лазурью и теплом задумчивый привет… И вспомнил розы я с предсмертною окраской, и девушку-мечту, и тихий лунный свет… Сквозило между слов невольное признанье… И мнились волны кос, как ночь моей тоски, и карие глаза, и зной ее щеки, как солнечных лучей несмелое лобзанье… Всё ближе смертный бой… Уйди, воспоминанье! Качаются в мозгу кровавые цветы… И льется на штыки с холодной высоты задумчивой луны багровое сиянье… 1918–1919 Донбасс — Подолия

477. В ГОРОДЕ

Мерцают фонари, — их желтыми глазами гляжу в немую мглу во власти давних чар, деревья голые с дрожащими ветвями роняют капли слез на влажный тротуар. Иду, как тень, как сон, один с своей тоскою, и ветер молодой целует щеки мне… Но я не здесь, я там, как мысль моя с тобою, здесь только боль моя о сгинувшей весне. Душа моя, как даль, стесненная камнями. Я — воля, я — мечта, я — зов грядущих дней. И тает первый снег под тихими шагами в причудливой игре изменчивых теней. Одела город ночь в печальные одежды. Беседую с тобой в рассветной тишине. Я в зорном зареве несу свои надежды, которые несут с тобою встречу мне. Январь 1920 Одесса

478. «Я хожу, хожу, не зная…»

Я хожу, хожу, не зная и не думая, кругом. Ничего не вспоминаю, не горюю ни о чем! Только где-то, на Донбассе, над родным Донцом, вербы, низко наклоняясь, вспоминают об одном: эшелоны… Месяц странный… Тусклый лед на берегах… Со штыком, в шинели рваной, кто-то смуглый на часах. И летят воспоминанья, точно птицы над Донцом, и казачья шапка виснет над нахмуренным челом… И хожу, хожу, не зная и не думая, кругом. Ничего не вспоминаю, Не горюю ни о чем. Июнь 1920 Одесса

479. «И снова день ушел в сухом трескучем зное…»

И снова день ушел в сухом трескучем зное, как много их ушло в вечернем серебре, а ведь они прошли село мое родное, и содовый завод, и шахты на горе. Я вижу мать мою. Глаза ее родные, как звезды, светят мне в тумане голубом. Я в следующий раз пошлю с письмом цветы ей, пусть скажут ей они о сыне дорогом. Пусть скажут ей они, что я — дитя Коммуны, что я родился вновь под южною звездой, что, из дому уйдя кривой дорогой лунной, я солнечной приду на новый год домой. Июнь 1920 Одесса