Стихотворения и поэмы

Китс Джон

50

Не вспоминать бы, как Персеев меч От тела отчленил главу Горгоны!.. О нет, — они отважились отсечь Главу Лоренцо. Древние законы Гласят: любовь ни потопить, ни сжечь; В печали дева сдерживала стоны, К любви своей с лобзанием припав — Звала любовь, любовью смерть поправ.

51

Вернувшись, утая приметы клади, Омыла девушка ручьями слез Главу Лоренцо; расчесала пряди В земле давно слежавшихся волос, Освободила, с нежностью во взгляде, От глины липкой уши, рот и нос, Разгладила прекрасные ресницы И

горестно рыдала до денницы.

52

А ранним утром голову в платке, Что был напитан смолами Востока, Возогнанными на змеевике И в темноте хранимыми до срока, — Она в цветочном глиняном горшке Ту голову запрятала глубоко И, слез не укрощая ни на миг, В ту землю посадила базилик.

53

И позабыла голоса природы, И позабыла чисел имена, И позабыла пажити и воды — И позабыла, как шумит весна, — Не зная, дни проходят или годы, Она всегда сидела у окна И плакала над милым базиликом, Навеки в горе затворясь великом.

54

Вспоен слезами, рос чудесный куст, Служа бальзамом наболевшей ране, — Он становился и высок и густ, Как ни один подобный куст в Тоскане, Корнями восходя из мертвых уст, Ланит, очей, — и то, что было ране Истлевшей отсеченною главой, Взрастало благовонною листвой.

55

О Грусть, помедли, я молю — ни шага! О Музыка, печалью прозвучи! О Эхо, долети с архипелага В летейских водах, — о, не умолчи! О Скорби дух, над камнем саркофага С усмешкой лей сребристые лучи, Рассеивая сумрак живописный Над мраморами в роще кипарисной.

56

Стенайте, ямбы горя и тоски, Служители печальной Мельпомены! Коснитесь струн в мистерии строки В трагическом распеве кантилены, Пусть звуки будут скорбны, глубоки — Увы, несет нам ветер перемены: Исчахнуть дева вскорости должна, Как пальма, что ножом надсечена.

57

Оставьте пальму, чтоб она увяла Сама собой, не приближайте час!.. Нет, так нельзя: служители Ваала Приметили — в потоке слез погас Взор девы; это многих удивляло Средь родичей ее уже не раз: Ведь, пожелай, она была бы скоро Невестою богатого сеньора.

58

Дивило братьев более всего, Зачем она проводит дни, лаская Цветок, — и с ним творится волшебство: Он оживает, листья распуская; И были в толк не в силах взять того, Как отвлекла безделица такая Сестру от всяких помыслов о том, Что юноша не воротился в дом.

59

Как вышло это, как могло случиться? И братья долго были начеку: Порой сестра ходила причаститься, Но тотчас же, к любимому цветку, Назад спешила в свой покой девица, Как мать спешит к недужному сынку, Садилась, как наседка, терпеливо И снова плакала без перерыва.

60

И все же был украден базилик, Им удалась преступная затея — Сколь ни был мерзок им представший лик, Но юношу узнали два злодея, — Открыв секрет, они в единый миг, От ужаса назад взглянуть не смея, Бежали, не оставив ни следа, Из города неведомо куда.

61

О Грусть, молю, не говори ни слова, О Музыка, надеждой не звучи, О Эхо, Эхо, долети к нам снова Из Леты черной, — о, не умолчи! О Скорби дух, не береди былого — Ведь Изабелла брошена в ночи: Она угаснет в непомерной муке, С возлюбленным цветком навек в разлуке.

62

Отныне деве не было утех, Все поиски остались бесполезны, Стал взор ее безумен, жалок смех, Вопросы тщетны и моленья слезны; Она старалась разузнать у всех, Где спрятан базилик ее любезный, И все звучал ее печальный клик: «Верните мне мой нежный базилик!»

63

Она скончалась в одинокой спальне, Похищенный цветок вернуть моля. Со смертью девы сделалась печальней Прекрасная тосканская земля; Судьбу ее и ближний знал и дальний, И до сих пор напев поют поля: «О, сколь жесток в безумии великом Похитивший горшок мой с базиликом!»

Февраль — апрель 1818

ГОМЕРУ

Быть в стороне, как я, — удел невежд. Но слышу про тебя и про Киклады, Как домосед, исполненный надежд Узреть в морях коралловые клады. Да, ты был слеп, но пелену Зевес Сорвал, открыв тебе простор небесный. Пан пеньем пчел звучать заставил лес. Из пены Посейдон шатер чудесный Тебе соткал. На берег темноты Свет хлынул, пропасти — травою сочной Оделись, и трояким зреньем ты Раскрытье утра видел в час полночный. Не так ли Артемиды властный взгляд Пронзал три царства: небо, землю, ад?

<Апрель 1818>

ОДА МАЙЕ

Фрагмент

О мать Гермеса юная, о Майя! Восславить ли тебя Размерами, каким внимала Байя? Иль, простоту любя, Ты флейте улыбнешься сицилийской? Иль склонишь слух к отчизне эолийской Певцов, на мягком дерне смолкших там, Где стих великий отдан был немногим? Даруй ту силу и моим строфам — И пусть они, торжественны и строги, В весенней тишине, Средь приношений раннего цветенья, Умолкнут в вышине, Нехитрого вкусив благодаренья.

1 мая 1818

* * *

Ласков привет милых глаз, И голоса ласков привет. Забыты в счастливый час Прощанья минувших лет. К щеке прижата щека, И трепетна встреча рук На земле — той, что так далека И которой неведом плуг.

28 июня 1818

НА ПОСЕЩЕНИЕ МОГИЛЫ БЕРНСА

Кладбище, крыши, солнечный заход, Деревья и холмы вокруг — все мнится Безжизненно-прекрасным, будто снится Мне давний сон… И снова свет плывет Июня бледного; растоплен лед Знобливых зим в сиянии зарницы; Сквозь твердь-сапфир луч звездный чуть струится; Все — красота холодная. Лишь тот И счастлив, кто, как Минос-судия, Познал суть красоты, свободной вечно От спеси и фантазии больной, Ее мертвящих, Бернс! О, как сердечно Я чту тебя! О тень! Свой лик сокрой: Несправедлив к твоей отчизне я!