Стихотворения

Ершов Петр Павлович

1838, 7 сентября

ПРАЗДНИК СЕРДЦА [90]

О светлый праздник наслажденья! Зерно мечтаний золотых! Мне не изгладить впечатленья Небесных прелестей твоих. Они на внутренней скрижали, На дне сердечной глубины, Алмаза тверже, крепче стали, Резцом любви проведены. И с каждым трепетом дыханья, И с каждым чувством бытия Святого дня воспоминанья В моей душе читаю я. Но, чуждый черных света правил, Я стража чистой красоты К вратам души моей приставил: То — скромность девственной мечты! И никогда в ней взор лукавый Заветной тайны не прочтет, И для бессмысленной забавы В толпе пустой не разнесет.

90

Праздник сердца (с. 140). Впервые — Утренняя заря. Альманах на 1839 год, изданный В. Владиславлевым. Спб., 1839. Посвящено С. А. Лещевой.

1838, 10 сентября

ДВЕ МУЗЫ

С первой искрою сознанья Поэтической мечты Я живу в цепях влиянья Двух наперсниц красоты. Я покорен их веленью; На призывный голос их Верным эхом

в то ж мгновенье Откликается мой стих. Без него ж, как в сени гроба, Сердце дремлет в тишине… Но не вместе, а особо Мне являются оне. Власть равна их надо мною, И задолго наперед Я предчувствую душою Их властительный приход. Так порой в тоске глубокой Вольной грудью вдруг вздохну И вокруг себя далеко Ясным взором я взгляну. Наслажденьем в душу канет Жизни светлая струя, И с улыбкой мне предстанет Муза первая моя. Дышит негой грудь царицы, Зноем чувств уста горят, Сквозь шелковые ресницы Пылкой страстью блещет взгляд. И, лилейною рукою Быстро вскинул шелк кудрей, Станет муза предо мною В полноте красы своей. Весь в роскошном чувстве млея, Жаждой прелести томим, Остаюсь я перед нею Безответен, недвижим… Вдруг волшебница снимает Разноцветный с плеч убор И, ласкаясь, накрывает На меня воздушный флер. Вмиг светлее пред глазами Возникает мир иной — Мир, увенчанный цветами! Мир поэзии земной! Безграничная картина! Небо, воздух и земля — Все здесь слито воедино В цвет прекрасный бытия! Всюду светлою волною Плещет сердца глубина, И дрожит всей полнотою Жизни звучная струна! Тает грудь от наслаждений, И, роскошествуя в них, Мощь цветущих песнопений Бьет ключом стихов живых. А в иные дни, средь шума Веселящихся гостей, Ляжет на сердце мне дума Мрачной полночи мрачней. Все темнеет предо мною, Скучен, дик веселый пир, Отзываются тоскою Звон стекла и звуки лир. И, покорный управленью Повелительной руки, Я спешу в уединенье Пить до капли яд тоски. Ноет сердце, ожидая Новой музы… И она Предстает ко мне, вздыхая, Будто лилия бледна. Томный взор повит слезою, На устах печаль лежит, Под душевною грозою Грудь прекрасная дрожит. Вдруг страдалица, с улыбкой Руку сжав мне горячо, Как от ветра колос гибкой, Припадет мне на плечо. Долго грустными очами Мне в глаза она глядит И дрожащими устами Что-то сердцу говорит. Льется в душу тихий шепот Вдохновительных речей, Как разлуки грустный ропот, Как напев в тиши ночей. Слыша сердцем эти звуки, Я не помню сам себя, Изнываю в сладкой муке И блаженствую, скорбя. А она все развивает Черный креп свой предо мной И, вздыхая, опускает Над моею головой. Я смотрю, и мир унылый Глыбой мертвою лежит. Пред открытою могилой Молодая жизнь стоит, Вьет венок из роз и терний… А над грудами костей Слышен хохот грубой черни И стенания людей… Рвется грудь моя тоскою, И в страданиях немых Поэтической слезою Тихо катится мой стих.

12 сентября 1838

ШАТЕР ПРИРОДЫ

Помост его — зеленая равнина; Ковры цветов раскинуты на нем: Здесь снег лилей, тут пурпур розмарина, А там зерно в отливе золотом. От всех сторон над ним сапфирным сводом Наклон небес торжественно навис; А по краям зубчатым переходом Идет лесов готический карниз. То лентами, то цветною волною Сгиб облаков на пологе бежит; А наверху светило золотое, Как легкий шар, блистательно горит.

1838, 11 октября

ОСЬМИСТИШИЯ [91]

1

Сон миновался души. Снова живу я. Есть для меня на земле радость и счастье. Радость приносит цветы на жертвенник сердца, А счастье готово излить на них ароматы. Феникс родился из пепла, о други! Я верю, Искра огня Прометея уж пала на жертву; Миг — и радужно вспыхнет она, и сердца Алтарь запылает святым огнем возрожденья.

9 октября 1838

91

Осьмистишия (1. «Сон миновался души. Снова живу я…» 2. Слезы) (с. 146). Впервые: 1 — Ершов П. П. Сочинения. Омск, 1950; 2 — Библиотека для чтения, 1840, т. 40. Это два первых акростиха, посвященных С. А. Лещевой.

2. Слезы

Сладостны слезы для сердца в тоске безотрадной. Есть они у меня, но жалко мне их проливать. Раны души облегчил бы я ими, я знаю, А все-таки их берегу я до лучшей поры. Фиал многоценный души я все наполняю слезами И жду той минуты, когда, жизни и чувств в полноте, Млея, паду я на грудь к моей ненаглядной, А сердце забьется, заплещет и брызнет алмазным ключом.

24 октября 1838

ЖЕЛАНИЕ ЛЮБВИ

Няня, что это такое Нынче сделалось со мной? Изнывает ретивое Под неведомой тоской. Все кого-то ожидаю, Все об ком-то я грущу; Но не знаю, не сгадаю, Что такое я ищу. Помнишь, няня, как, бывало, В светлом тереме моем Я резвилась, распевала, Не заботясь ни о чем. А теперь твоя шалунья Пригорюнившись сидит: Пало на душу раздумье, Сердце ноет и болит. Смех подружек мне досаден, Игры их не веселят, И нестатен, непригляден Мне мой праздничный наряд. Нет мне солнца в полдень ясный, Мир цветет не для меня, Опостыл мне терем красный, Опостыла жизнь моя. Няня! Няня! Что за чудо Нынче сделалось со мной? Что — добро оно иль худо Мне пророчит, молодой?

1838, 14 октября

СОН

Друзья! Я видел сон чудесный. Но что такое значит он? Глашатай воли он небесной, Или пустой, житейский сон, Души тревожное движенье, Одна игра воображенья? — Судите вы. Мечталось мне, Что я стою на вышине Холма крутого. Под ногами, Среди акаций и берез, Ручей в венке из пышных роз Журчал игривыми струями. И, отражая небо, нес Живые

перлы горных слез И исчезал в дали незримой. А там вблизи, гремя о скат Холма, волной неукротимой, Как буря, лился водопад. Вставал столбами млечной пены, Дробился пылью голубой, И на границе отдаленной В морскую грудь, боец надменный, Вливался бурною рекой. Один задумчивый, безмолвный Я на холме крутом стоял, И с струй ручья на бурны волны Мой жадно взор перебегал. Мечта сменялася мечтою: То светлых струй своих игрою Меня манил к себе ручей; Я любовался красотою Его зыбей, его полей: «Как все спокойно здесь! Как мило! Когда прошла бы жизнь моя, Как струйка этого ручья От колыбели до могилы!» Так думал я. Но вскоре шум И блеск нагорного потока Своей поэзией высокой Другую мысль вливали в ум; И эта мысль была кипуча Как водопад, была сильна Как бездны бурная волна. Вдруг, мнится мне, из недра тучи Раздался голос громовой: «Смотри! Две жизни пред тобой: Избрать тебе даю свободу. Пойми, узнай свою природу И там не медля выбирай. Ручей — безвестной жизни рай, Поток — величия зерцало!» Сказал — и снова тишина! Сомненье душу взволновало, И пробудился я от сна.

1838, 3 декабря

ПЕРЕМЕНА

Проходят дни безумного волненья, Душа зовет утраченный покой; Задумчиво уж чашу наслажденья Я подношу к устам моим порой. Другая мысль в уме моем теснится, Другое чувство движет мою грудь; Мне вольный круг цепями становится, Хочу в тиши отраднее вздохнуть. Исчез обман мечты самолюбивой, Открылась вся дней прежних пустота, Другую мне рисует перспективу В дали годов спокойная мечта. Домашний кров, один или два друга, Поэзия — мена простых затей. А тут любовь — прекрасная подруга, И вкруг нее веселый круг детей.

1838, 9 декабря

ПЕРВЫЙ ВЕСЕННИЙ ЦВЕТОК [92]

Утро дохнуло прохладой. Ночные туманы, виясь, Понеслися далёко на запад. Солнце приветно Взглянуло на землю. Все снова живет и вкушает Блаженство. Но ты не услышишь уж счастья, О замок моих прародителей! Пусть солнце Своим лучом золотит шпицы башен твоих, Пусть ветер шумит в твоих стенах опустелых, Пусть ласточка щебечет под высоким карнизом Веселую песню, — ты не услышишь уж жизни И счастья. Склоняся уныло над тихой долиной, Башни твои как будто смотрят на эту могилу, Где схоронено все, что тебя оживляло. О, если б подслушать, что говорит одинокая ель над тобою, Зачем преклоняет к земле вершину свою И слезы росы отрясает с листьев своих! О, если б прочесть, что мох начертал на стенах опустелых, Много бы, много сказали эти тайные буквы; Их поняло б сердце, мечта бы их полюбила, И чувство, глубокое чувство их затаило.

92

Первый весенний цветок (с. 152). Впервые — Петр Павлович Ершов, автор сказки «Конек-горбунок». Биографические воспоминания университетского товарища его, А. К. Ярославцова. Спб., 1872.

По словам Ярославцова, это стихотворение было написано на листе с рисунком, на котором изображены «вправо, на высоком берегу реки — замок с башнями; на противоположном низменном берегу — могила, на ней крест, под елью, за нею влево — береза, начало леса. Из-за высокого берега подымается солнце. Стихотворение, поверх рисунка, озаглавлено: „Первый весенний цветок“». Возможно, этот заголовок не относился к стихотворению. Однако Ярославцов поясняет смысл заголовка следующим образом: «Это первый весенний цветок, первая песнь, первая мечта, вылетевшая из груди молодого поэта, так охваченной, казалось, любовью и вожделенною будущностью!.. Но отчего ж среди упоения готовящегося блаженства вдруг неожиданно первым цветком, первою песнию являются глубоко грустные мысли, предметы печальной думы?» (с. 61, 62).

16 марта 1839

ДРУЗЬЯМ

Друзья! Оставьте утешенья, Я горд, я не нуждаюсь в них. Я сам в себе найду целенья Для язв болезненных моих. Поверьте, я роптать не стану И скорбь на сердце заключу, Я сам нанес себе ту рану, Я сам ее и залечу. Пускай та рана грудь живую Палящим ядом облила, Пускай та рана, яд волнуя, Мне сердце юное сожгла: Я сам мечтой ее посеял, Слезами сладко растравлял, Берег ее, ее лелеял — И змея в сердце воспитал. К чему же мой бесплодный ропот? Не сам ли терн я возрастил? Хвала судьбе! Печальный опыт Мне тайну новую открыл. Та тайна взор мой просветлила, Теперь загадка решена: Коварно дружба изменила, И чем любовь награждена?.. А я, безумец, в ослепленье Себя надеждами питал, И за сердечное мученье Я рай для сердца обещал. Мечта отрадно рисовала Картину счастья впереди, И грудь роскошно трепетала, И сердце таяло в груди. Семейный мир, любовь святая, Надежда радостей земных — И тут она, цветок из рая, И с нею счастье дней моих! Предупреждать ее желанья, Одной ей жить, одну любить И в день народного признанья Венец у ног ее сложить. «Он твой, прекрасная, по праву! Бессмертной жизнию живи. Мое ж все счастие, вся слава В тебе одной, в твоей любви!» Вот мысль, которая живила Меня средь грустной пустоты И ярче солнца золотила Мои заветные мечты… О, горько собственной рукою Свое созданье истребить И, охладев как лед душою, Бездушным трупом в мире жить, Смотреть на жизнь бесстрашным оком, Без чувств — не плакать, не страдать, И в гробе сердца одиноком Остатков счастия искать! Но вам одним слова печали Доверю, милые друзья! Вам сердца хладного скрижали, Не покраснев, открою я. Толпе ж, как памятник надгробный, Не отзовется скорбный стих, И не увидит взор холодный Страданий внутренних моих. И будет чуждо их сознанья, Что кроет сердца глубина — И дни, изжитые в страданье, И ночи жаркие без сна. Не говорите: «Действуй смело! Еще ты можешь счастлив быть!» Нет, вера в счастье отлетела, Неможно дважды так любить. Один раз в жизни светит ясно Звезда живительного дня. А я любил ее так страстно! Она ж… любила ли меня? Для ней лишь жизнь моя горела И стих звучал в груди моей, Она ж… любовь мою презрела, Она смеялася над ней! Еще ли мало жарких даней Ей пылкий юноша принес? Вы новых просите страданий, И новых жертв, и новых слез. Но для того ли, чтобы снова Обидный выслушать ответ, Чтоб вновь облечь себя в оковы И раболепствовать?.. О нет! Я не унижусь до молений, Как раб, любви не запрошу. Исток души, язык мучений В душе, бледнея, задушу… Не для нее святая сила Мне пламень в сердце заключила, Нет, не поймет меня она! Не жар в груди у ней — могила, Где жизнь души схоронена.