Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Тут тяжелые шаги возвестили о возвращении Гриззина Фарла. Войдя в помещение, Азатенай пошевелил головой и принюхался.
– А, ну ладно, - пробормотал он, глядя на Орфанталя.
– Молчаливый мой помощник, не присоединишься ли к беседе с историком?
– Нет, сир. Я пойду поищу Ребрышко.
– Да, он мелькнул мимо в том коридоре. Ищи его в самом дальнем уголке Цитадели или в конюшнях.
Кивнув, Орфанталь покинул взрослых. Он запомнил слова Райза об охотниках и жертвах, и о детском уме, пойманном в ловушку. Но он-то не станет использовать волков ради охоты. Среди охотников нет героев, потому что убийства им даются
Волки вроде меня... не боятся. Могут повернуться. И поохотиться на охотников.
Интересно, на что это похоже?"
– Она видит через раны в руках. Тот гобелен, подарок Эмрал Ланир, должен был доказать: ничто не ново. Такое случалось раньше. Сила в крови. Что еще, Азатенай, нам следует узнать?
– Вы наполняете меня горем, историк, так гневаясь.
– Дары Азатенаев никогда не то, чем кажутся.
Рыгнув, Гриззин Фарл подхватил стул и сел.
– Я выпил слишком много эля.
Историк смотрел на Азатеная, а тот на пламя в камине.
– Так извинитесь, произнеся откровенную речь.
– Извинения - сладкий нектар. Да. Есть Азатеная, во плоти - женщина, зовут Олар Этиль. Вы слышали о ней? Нет? Ах, понятно. Возможно, имя незнакомо, но вспомните сны, историк, самые тревожные, когда женщина и знакомая и чужая подходит сзади. Наваливается, предлагая плотское соитие. Можете думать, - продолжил он со вздохом, - что она лишь вестница низких желаний, игр похоти и, да, извинительности всего запретного. Всего, что вы способны вообразить.
– Гриззин Фарл, вам не дано знать моих снов.
– Историк, я знаю то, что разделяют все мужчины. Ладно, ладно. Лучше поглядите в огонь. Там есть лица или одно лицо с мириадами выражений. Бегущие-за-Псами научились поклоняться этому лику, этой женственности. Олар Этиль была мудра. Знала, как явиться. Богиней пламени, носительницей тепла. Порока, страсти, кровожадности. Она согреет вам плоть, но сожжет душу.
– Змеи растут из рук, да? Она есть на том гобелене.
Однако Азатенай покачал головой.
– Да и нет. Бегущие будут говорить о богине земли. Ее называют Бёрн, считая, что она спит вечным сном. Во сне она творит мир смертных. Но Олар Этиль стоит рядом, иногда за спиной Спящей Богини, иногда заслоняя путь к ней. Она завидует Бёрн и крадет ее тепло. Каждый очаг, каждый язык пламени украден. Те змеи суть огонь и кровь. Жизнь, если сказать иначе. Но в самой сердцевине сила разрушения.
– Вы, Азатенаи, играетесь в богов.
– Да. Иные из нас. Власть соблазнительна.
– Даже Бегущие-за-Псами заслуживают лучшего. Бёрн тоже из Азатенаев?
– Не могу сказать, что она вообще существует. Есть вера, этого довольно. Она ведет верующих и оформляет их мир. Нужно держаться прагматизма, Райз Херат. Мотивы - лишь призраки, и если смысл скачет по волнам, поднятым делами, будьте к нему снисходительны.
– Гриззин Фарл встретил взгляд историка.
– В том, что вы решили делать, весьма легко увидеть измену. Хотя сами вы можете видеть чистейший акт восстановления целостности.
Райз Херат ощутил, как
– Вы обвиняете меня? В чем, Азатенай?
Брови Гриззина Фарла поднялись.
– Вовсе нет. Лишь ставлю под сомнение ценность вашей жизненной роли. Историк будет рассекать события, вести подсчеты и составлять списки деяний, искать смысл среди вымышленных мотивов. Вы говорите об извинениях, я вижу, что вам очень хорошо знаком их вкус.
– Мать Тьма - богиня, похожая на вашу Олар Этиль. Волшебство крови. Там, на троне, ее глаза закрыты. Она может спать. Может быть уже мертвой. Но глазами змеи она видит мир. И, мне говорили, вкус крови привлекателен. Что же сделал Драконус?
– С вашей госпожой? Ну как же, он сделал ее богиней. Вы назовете это любовью? Между любовниками поклонение станет вещью с острыми гранями. Объятия рождают не только теплоту, но и кровотечение. Та женщина, что стоит позади во сне, желает вам зла. Или, в следующий миг, блага и откровения. Возможности бесконечны, пока не повернетесь.
Удивительно, подумалось Райзу, что никто не успел убить Азатеная за столь раздражающие и невнятные речи. Он воображал, что это похоже на схватку с мастером фехтования: каждый выпад предусмотрен, каждое движение легко парируется... и,как любой мастер, Гриззин Фарл не торопится нанести смертельную рану. Историк скривился: - Мать Тьма - отсутствие в самом сердце нашего поклонения. Это ее выбор, Гриззин Фарл? Или кровь - и жажда - все сильней заставляет ее забывать нужды смертных? Вы сказали, Бёрн спит - она так решила сама или стала жертвой некоего проклятия? Ваша Олар Этиль обитает в пламени очагов... Так делают все боги? Просто следят?
– Так может показаться. Но я уже предостерегал вас против воображаемых мотивов и ложных толкований.
– Она ничего не делает! Никаких поступков. Никаких действий! Что же тут воображать и придумывать?!
– Да, историки голодают. Но скоро вы разжиреете, верно? Враг порядка зашевелился в далеком лагере. Армия пойдет на Харкенас. Вы гадаете, что же сделает Она? Кто будет сражаться за ее дело? И, собственно, в чем суть ее дела? Соберите верования и раскрасьте золотом великие добродетели. Но вы не можете, потому что она не говорит.
Райз Херат гневно поглядел на Азатеная, тот ответил взглядом, полным терпения и печали.
Историк быстро отвел глаза.
– Верховной жрице так и не дозволили посетить Палату Ночи.
– Чепуха, - возразил Гриззин Фарл.
– Она сама не входит, ибо решила скрыть что-то от Матери. Но теперь богиня пользуется несчастным Эндестом, и обман скрывать все труднее. Вы, сир, не ведаете сомнений, вступая в союз со жрицей. Вы задумали что-то ради ее дела, но Мать Тьма не должна об этом знать. Ну же, - взор Азатеная вдруг отвердел, - возведите свои действия в культ.
Райз Херата затошнило, словно он по доброй воле подхватил заразу и та угнездилась во плоти, сделала горькой кровь и поразила внутренние органы.
– Отлично, - сухо прохрипел он, - идемте со мной, Гриззин Фарл. В Палату Ночи. Побеседуем с ней.
– Она с Драконусом.
– Поговорим с обоими!
Азатенай поднялся.
– Как пожелаете. Не взять ли и верховную жрицу?
Райз Херат тоже встал.
– Хотя бы поговорим по пути.
Они покинули комнату. Огонь пожрал последние дрова в очаге и познал голод.