Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
"Но как ты называешь его?"
Он тяжко задумался над ответом, над этим ее желанием давать имена всему, что угодно. И сказал: "Как же? Это величие".
Он открыл глаза, тот пейзаж исчез. Перед ним снова предстал яркий контраст снега и деревьев, белого и черного, вознесенный до треснувших небес.
Мужчина, коим был он во снах - мужчина, любивший мужчин - куда мудрей Нарада. Он говорит, наделенный знанием и терпением. Говорит, как находящийся в мире сам с
"О моя королева, видишь, как я подвел тебя? Мы с ним братья по неудачам, любовники, связанные общим грехом. И когда придет день, Глиф, твой "последний день войны", вас поведет он. Не я. Лучше он, чем Нарад - тот повел бы вас, боюсь, по тропе труса".
Эта зима заставила застыть все мысли об искуплении. Так почва скрывается под мантией снегов.
Глиф проследил, как отряды выскальзывают из лагеря, и обратился к последним четверым охотникам: - Нужно очистить лес от захватчиков. Железо, не кремень для стрел. Сегодня мне не хочется видеть мучений. Быстро с ними покончим и вернем зиме тишину.
Лаханис стояла с его маленьким отрядом. Она одна не имела ни лука, ни колчана со стрелами. Глиф предпочел бы, чтобы она осталась позади - не доверял ее умениям ходить по лесу. Погран-мечей не учат воевать среди деревьев. Их мир - открытые равнины, голые холмы и северная тундра. Обычно они сражаются, сидя на спинах лошадей.
Но ведь Пограничных Мечей более нет. Уничтожены в битве с домовыми клинками Драконуса. Лаханис единственная из выживших, что присоединилась к его народу. Хотелось бы ему, чтобы ее не было. Круглое гладкое лицо слишком молодо для такой злости в глазах. Ее оружие сулит смерть на расстоянии руки. Не для нее дистанция стрелы или копья. Она будет биться, покрываясь кровью жертв, и такого алого наряда она жаждет.
Лаханис пугала его.
Но таков был и Нарад, первый брат после перерождения. Видения отягощали Дозорного, по рассказам Нарада ясно было: ему предстает мировой пожар, вечная резня. Похоже, Глиф каким-то образом нашел нежданную судьбу, уделившую народу роль, коей он вовсе не желал... и Дозорный ведет их прямо туда.
"Не могу знать... Разделил ли он со мной любовь к народу? Готов отдать нас в пользование Первому Сыну. Но мы ничего не задолжали чернокожим Анди, еще меньше Лиосан, похожих ныне на обескровленные трупы".
Один из охотников сказал: - Мы готовы, лорд.
"И это! Лорд!" Они дали ему титул Владыки Ложной Зари. Глиф не понимал. Не видел ценности в заре, ложной или истинной. Не знал, кто именно придумал пышное звание. Как будто оно вылезло из мерзлой почвы, или слетело с хлопьями снега. Ему титул не нравился, но, как и Нарад - Дозорный, он не мог сражаться с приливом. Нечто схватило обоих, эти руки холодны и неумолимы.
– Хорошо. Лаханис, нужно идти в тишине, не оступаясь. Эти легионеры - разведчики
– Знаю, - ответила она.
– Нужно быть как тени.
– Ты окрасила кожу. Отлично.
Она нахмурилась: - Ничего не делала.
– Подняла руку, всмотрелась. Кожа ее стала цвета золы. Лаханис моргнула, подняв глаза на Глифа: - Ты такой же. Но я видела, как вы натираете лица золой. Задумала сделать так же, но забыла. Мы запятнаны, но не по своей воле.
Потрясенный Глиф оглянулся на Нарада, что стоял лицом к лесу.
– Я думал... он заболел от видений.
– Мы Отрицатели.
– Лаханис приняла это прозвание, будто родилась с ним.
Остальные что-то бормотали, лица стали озабоченными. Очевидным было, что никто ничего не замечал. Глиф не мог придумать, что сказать, какой ответ дать им или Лаханис.
– Только сегодня, - сказал Неерак, тот охотник, что недавно обращался к нему. Глаза его широко раскрылись.
– На заре, вчера, мой лорд, я видел отражение в чистом льду. Лицо бледное, но не как у Лиосан. Бледное как всегда. Но теперь я смотрю на ладони, на предплечья - нас поразила чума?
"Чума".
– Мы выбрали ни то, ни это, - заявила Лаханис.
– Отвергли Анди. Отвергли Лиосан. Встали в стороне.
– Но сегодня?..
– вопросил Неерак, разворачиваясь к ней.
– Почему? Что изменилось?
Глиф ответил: - Я разговаривал с Дозорным. Спросил, начнем ли мы сегодня войну?
– Он велел перебить разведчиков, - объяснила Лаханис.
– Поистине война начата. Глиф, он священник. Не знаю, что за титул вы ему дали, но он ходит не по одному миру. Сегодня по его благословению мы стали армией.
Он смотрел в эти глаза и видел жадный свет, посул огня и разрушения.
"Последняя Рыба идет на поиски старого врага. Озеро почти забыто, лиги пролегли меж ним и тем местом, где он сейчас. Вода, помнит он, была чистой. Не было ничего, способного скрыть от него будущее, будущее, полное слез. Из воды он вышел и в воду должен вернуться. Заканчиваю там, где начал". – Война призвала нас, - сказал он. И взял лук.
– По благословению Дозорного мы стали убийцами жен и мужей. Идемте же. Лес - наш дом. Пора его защитить.
Натянув тряпку на лицо ниже глаз, он пошел, и отряд двинулся следом.
Они торопливо шагали по старым тропам, горбясь под пологом ветвей, топча звериные следы. Бежали, поглощая лиги. Неслись быстро, но без особого шума - снег принимал шаги, тени деревьев и кустов рассеивали их собственные тени. Они стремились вперед. Секрет легкости: стать своим, не сражаться с лесом, пригибаться и кланяться, обходить преграды.
Почти на закате Глиф, ведущий всех, заметил силуэты. Трое сблизились и, похоже, совещались. Неуклюжие позы выдали их присутствие, как и блеск железных пряжек, светлые ремни, дыхание из незащищенных ртов. Они шептались. Уловив движение Глифа и его охотников, один крикнул и схватился за меч.