Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства

Байуотер Гектор Чарльз

Но затем последовал период спокойствия и создавалось впечатление, что это была ложная тревога. Затем, утром 23 января, обстановка накалилась снова. В это время поступили многочисленные сведения, самые срочные сведения. Все немецкое побережье Северного моря было в возбужденном состоянии.

Сэр Уинстон Черчилль, который, в качестве Первого лорда Адмиралтейства, занимал уникальное положение чтобы следить за работой морской разведки «за сценой», рассказывал об этой истории в книге "Мировой кризис":

«Около полудня я вернулся в свой кабинет в Адмиралтействе. Только я успел сесть, как внезапно открылась дверь, и вошел сэр Артур Уилсон, не предупредив о своем приходе заранее. Он пристально посмотрел

на меня, молния промелькнула в его глазах. За ним прибыл Оливер с картами и компасом.

— Первый лорд, они собираются снова выйти.

— Когда?

— Этой ночью. У нас едва есть время, чтобы направить туда Битти».

Черчилль вспоминает затем различные телеграммы с инструкциями, посланные коммодору Тируайту, адмиралам Битти и Джеллико, и продолжает:

Это верно. Сэр Артур быстро сообщил резюме, которое он сделал на основе перехваченных немецких радиограмм, которые расшифровали наши специалисты по криптографии, и сведений из других источников, которыми он обладал».

(Примечания автора. Сэр Артур Уилсон был уже в отставке, но, когда началась война, его призвали на службу в Адмиралтейство как консультанта без выплаты жалования. Он служил с октября 1914 по июнь 1918 года. Сэр Генри Оливер был тогда начальником военно-морского штаба.)

Разведывательное и оперативное управления на основе анализа различных источников сведений сделали вывод, что действительно готовится новый рейд против берега, хотя все наши донесения сообщали, что планируется разведывательный поход по направлению к Доггер-Банке. В результате, Главнокомандующий и Вице-адмирал, командовавший силами линейных крейсеров, были проинформированы, что четыре немецких линейных крейсера, шесть легких крейсеров и двадцать два миноносца снимутся с якоря в эту ночь, чтобы выйти на патрулирование к Доггер-Банке и, вероятно, вернутся на следующий день вечером. Английские силы получили приказ встретить их в квадрате 55 градусов 13 минут северной широты и 3 градуса 12 минут восточной долготы в 7 часов утра 24 января.

Это может показаться колдовством для непосвященных, что наши агенты могли сообщать нам с такой точностью состав немецких сил. Они, возможно, даже предположили бы, что английский агент пробрался на должность доверенного секретаря в штаб-квартире немецкого Главнокомандующего.

Но не нужно было прибегать к таким крайностям, чтобы обнаружить то, что витало в воздухе. Активность в арсеналах и в акваториях вокруг определенных кораблей, заказы и контрприказы некоторым поставщикам продовольствия, отмена «пивного вечера» офицерами полуфлотилии, отмена увольнительных во флотских казармах — такими были пустяки, которые подсказывали внимательному агенту разведки, за чем следовало следить.

Агент на основе нескольких фактов, которые он мог извлечь, с уверенностью делал некоторые заключения. Совпадения, которые для простого немецкого лавочника и посетителя кабачка не имели никакого значения, были полны смысла для человека, занимавшегося наблюдением за морем.

А вот пример из нашего собственного опыта: ночью, предшествовавшей сражению у Доггер-Банки, весь Эдинбург знал, что линейные крейсеры собирались выходить в море. Во-первых, офицеры, находившиеся на берегу, во второй половине дня возвращались на свои корабли, и целые колонны такси подвозили их к пирсу Хоуэр. Во-вторых, снабженцы флота закупили дополнительную провизию для кораблей. Разница в том, что в нашем случае, похоже, ни один немецкий агент не получил об этом информацию, а если и получил, то не смог вовремя передать ее в Германию.

Очень похожее положение было и накануне Ютландского сражения.

Адмирал Шеер начал составлять план «северной операции», который привел к сражению, по крайней мере, за три недели, до самой битвы. Его собственный рапорт (о котором мы, естественно, узнали только много позже) показывает, что рассматривалось два плана: первый — бомбардировка Сандерленда, второй — демонстрация в проливе Скагеррак. Он действительно начал осуществление своей операции за две недели до сражения, когда послал подводные лодки по направлению к Фёрт-оф-Форту, Кромерти и Скапа-Флоу. Их миссия частично состояла в том, чтобы устроить засаду «Гранд-флиту», но, кроме того, они должны были играть роль разведчиков, точно как наши подводные лодки, наблюдавшие за немцами у их побережья на Северном море.

Эти передвижения подводных лодок не прошли мимо нашего внимания и через некоторое время мы определили местонахождение каждой их группы. Тот факт, что они группировались вдали от зон активного торгового судоходства, полных привлекательных целей, имел большое значение и полностью подтверждал предположения наших агентов в немецких портах.

Воздушная разведка с дирижаблей была важной частью спланированного Шером похода к Сандерленду, но погодные условия сделали ее невозможной 15 мая и в последующие дни. И немецкий адмирал переносил свою операцию со дня на день. Наконец, он был вынужден сделать хоть что-то, потому что приближался срок окончания действия приказов, полученных подводными лодками, на них подходили к концу и заготовленные на этот срок приказы, а погодные условия все еще заставляли «цеппелины» оставаться в ангарах. Потому ему не оставалось ничего иного, как выйти на север ради обычной демонстрации. Так как мы, со своей стороны, как и Шеер, тоже следили за погодой, нам было нетрудно, уже узнав, что он собирается пошевелиться, определить направление, в котором он направится.

А что касается погоды, то немцы по этому поводу записали на свой счет довольно красивый успех разведки. 31 мая, около полудня, радиотелеграфная станция в Ноймюнстере информировала Шеера, что она перехватила радиограмму из Скапа-Флоу о состоянии погоды в Северном море. (Эта радиограмма была отправлена из Скапа-Флоу в 1.14 по Гринвичу.) Сотрудники центра радиоперехвата в Ноймюнстере добавили, что, как им было известно по опыту, подобные радиограммы всегда отправлялись только когда корабли Джеллико или Битти находились в море. Хотя ценность такой информации для немецкого Главнокомандующего была невелика, сам факт достоин упоминания как типичный пример того, как мелкие детали приводят к появлению полной картины. Он показывает также, что неразумно во время войны слишком регулярно придерживаться постоянных привычек!

Другие информационные источники Шеера его очень разочаровали. Сообщения подводных лодок, находившихся в дозоре, были недостаточны, содержа только немного деталей или вообще никаких о замеченных кораблях, и штаб немецкого адмирала на основе получаемых им сообщений никак не мог сформировать для себя себе какую-то идею, относительно намерений и поступков адмиралов Битти и Джеллико.

И это уже было слишком для немецкой стороны.

У нас уже был поднят флаг тревоги, но Флот открытого моря оставался в бездействии так долго, что казалось, что картина, сформированная на основе различных сообщений и их анализа, вызвала преувеличенную тревогу и намерения противника так и не будут осуществлены в действительности.

Однако утро 30 мая принесло важные сведения. В 10.48 утра (по немецкому времени) Шеер отправил радиограмму, приказав всем немецким кораблям сконцентрироваться на внешних рейдах Вильгельмсхафена в тот же вечер в восемь часов, Этот сигнал был перехвачен. Он, естественно, был зашифрован. Потом рассказывали, с более или менее ясно выраженной официальной санкции, что нам якобы не удалось его расшифровать, и рассказывали, ссылаясь в той или иной мере на официальные источники, что мы были неспособны его переводить. Возможно, более справедливо по отношению к замечательным людям, которые, разгадывая головоломки, читали для нас вражеские шифрограммы, было бы сказать, что версия этого сигнала, которую они дают, может рассматриваться только как предположение, которое не могло быть принято «официально».