Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства

Байуотер Гектор Чарльз

К 1916 году, между тем, наши подводные лодки были оснащены мощными радиопередатчиками, вследствие чего их командиры получали точный приказ, находясь на патрулировании у немецкого побережья, не атаковать немецкий Флот открытого моря, увидев его корабли на выходе из портов. Они должны были отметить состав эскадр, их маршрут, другие подробности, и как только корабли удалились, немедленно всплыть и передать эти сведения по радио.

Потом подводные лодки могли проводить любые атаки по своему желанию, если, услышав радиопередачи, противник принимал решение вернуться на базу. В таком случае нельзя было надеяться на то, что немецкие корабли попадут в руки «Гранд-флита», потому и не стоило беспокоить

его корабли, выводя их в открытое море.

Этот метод оказался успешным, однако, иногда его результаты разочаровывали, как показывает следующий пример. Линейный флот немцев вышел в море 23 апреля 1918 года и двинулся на север в сторону рифов Хорн, как раз к границе их минных заграждений. Поблизости находилась на патрулировании наша подлодка J-6. Ее командир пронаблюдал за проходящими кораблями, но по ошибке принял их за британские, и не отправил никакой информации в штаб Главнокомандующего. На следующий день, та же подводная лодка увидела возвращающийся Флот открытого моря и, на этот раз, опознала его правильно. Пронаблюдав за их проходом в течение нескольких часов, она отправила сообщение адмиралу Битти. Через некоторое время другая подлодка, E-42, тоже увидела немецкие корабли. Так как те возвращались в порт, ее командир подумал, что атака разрешена и выпустил четыре торпеды. Одна из них поразила крейсер «Мольтке». Ущерб был столь серьезен, что только после тяжелой буксировки большой линейный крейсер смог добраться до порта.

Кроме слежения за действиями Флота открытого моря, которое они обеспечивали постоянно, английские подводные лодки, патрулирующие у немецких берегов, были очень полезны также, чтобы сообщать нам о появлении новых вражеских минных полей.

Когда немецкие минные заградители выходили на постановку новых заграждений в чистой пока зоне, их почти всегда замечали, за всеми их операциями следили, и местоположение и границы новых полей сообщались Адмиралтейству через час иди два после их постановки. На секретных картах появлялось новое красное пятно, и все корабли в море были предупреждены, чтобы ни один из них не приближался к новому опасному району.

Когда после перемирия союзники установили свой контроль над портами противника, немецкого адмирала Хуго Мойрера, который вел переговоры о капитуляции и передаче флота с адмиралом Битти на борту «Куин Элизабет», попросили предоставить карты всех немецких минных заграждений, чтобы наши корабли могли осуществлять плавание в полной безопасности. Сравнив эти карты с нашими, мы обнаружили, что мы точно знали о местоположении каждого немецкого минного заграждения.

Немцы, со своей стороны, сами знали об этом хуже, и о нашей информированности и не подозревали.

Когда адмирал Мойрер направился в Фёрт-оф-Форт на начавшиеся переговоры, мы ему указали маршрут, которым он должен был следовать, и назначили место встречи с нашим эскортным крейсером. Он прибыл на встречу с опозданием и объяснил, что ему пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти немецкое минное поле, расположенное точно на маршруте, который мы ему предложили. Офицеры штаба «Гранд-флита» смеялись в душе. Это минное поле было давно протралено, но немцы не подозревали, что оно исчезло.

В другом случае комедия смешалась с трагедией. Немецкое минное поле было поставлено в проливе Па-де-Кале. Мы решили незамедлительно приступить к ложному тралению — иначе говоря, пройти по нему, сделав вид, что тралим, но в реальности оставив мины на месте. Хитрость удалась. Одна из немецких подводных лодок, собираясь пройти по «чистому» фарватеру в проходе Дувра, пошла в кильватере тральщиков — и взорвалась на немецкой мине! Командиру подлодки удалось спастись, и он потом с тевтонским негодованием возмущался тем, как его обыграли!

Постоянное слежение за Флотом открытого моря осуществлялось, однако, не только в море, но и на суше. На немецких военно-морских базах были наши агенты, и мы получали от них бесценную информацию. Люди, занимавшиеся этой достойной уважения работой, хорошо послужили своей стране, и интересно знать что ни один из них не получил никакой правительственной награды.

Излишне говорить, что такая деятельность была намного опасней в годы войны, чем в мирное время. Кроме всего прочего, она требовала еще большего доверия.

Во время войны ошибочные либо специально сфальсифицированные сведения могли привести к катастрофе, и тогда не было ни времени, ни возможности их перепроверить, как это порой удавалось в мирное время. Во время войны один или два раза случались ложные тревоги, которые вызвали серьезную обеспокоенность в штабе военно-морской разведки.

Одной злосчастной зимней ночью наши силы поспешно вышли в Северное море, по установленному маршруту, чтобы нанести удар по движущейся эскадре противника, которая, по полученным нами сведениям, должна была через двенадцать часов атаковать наши линии коммуникаций. На самом деле, как мы узнали намного позже, эта эскадра действительно была в море и двигалась по указанному пути, но, из-за тумана, наши корабли разминулись с ней примерно на три мили, и противник вернулся в порт, причем мы не могли с уверенностью знать, ушел ли он на самом деле.

Дни, последовавшие за этой неудавшейся погоней, были, пожалуй, самыми тяжелыми и неприятными для разведывательной службы.

Была ли вся эта акция западней для наших агентов в Германии?

Не была ли специально устроена утечка информации, чтобы, проследив за ее следами, немецкая контрразведка могла выявить и ликвидировать наших агентов?

Это была смертельная и бесконечная неделя. Мы приняли решение прекратить контакты со всеми нашими людьми, даже по самым надежным линиям связи, из страха, что кто-то из них уже под подозрением. Если они были бы под подозрением, что то бы ми ни делали, мы подвергли б их опасности, предоставив контрразведке, следившей за ними, последний лоскуток доказательств. У нас не было другого выхода, кроме как терпеливо ждать, пока кто-то из них не выйдет сам снова на связь с нами, если, конечно, они смогли бы. Те, кто возглавляли тогда разведывательную службу, пережили настоящую моральную пытку за эту неделю. Их угнетало не только тягостное чувство жалости к своим испытанным и преданным сотрудникам, которых в случае разоблачения ожидала смертная казнь, перед ними встала и проблема, как их заменить, если оправдаются самые худшие ожидания.

Напряжение ослабло только в воскресенье утром, когда поступили новые сведения от источника, который тогда предупреждал нас о немецком выходе.

Не было никакого намека на возможные неприятности или подозрения в адрес источника. Руководители разведки вздохнули с облегчением.

Агенты, действующие на земле, не всегда должны работать со скоростью молнии. Одним из примечательных моментов, касавшихся методов управления немецкого военно-морского командования, который нам пришлось узнать со временем, была медлительность, с которой оно готовилось к любому выходу.

Например, за девять дней до сражения у Доггер-Банки, мы получили точные сведения, исходя из которых, нам следовало готовиться к «оживлению» противника. По какой-то причине, как Киль на Балтийском море, так и Вильгельмсхафен в Северном море были в состоянии необычайной активности; сообщение говорило нам, что два линейных крейсера оставили устье реки Яде.

(Примечание автора. Сэр Джулиан Корбетт в своей «Официальной истории военно-морского флота» («Морские операции, том 2, стр. 83) сообщает, что этими кораблями были «Зайдлиц» и «Дерффлингер».)