Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
Они пересекли зеленый лужок, на котором с удовольствием задержался бы тузаровский конь, и подошли к плетневой ограде маленького двора.
ХАБАР ВОСЬМОЙ,
вопрошающий, чем отличается скотина мусульманская
от скотины христианской?
Дом был поставлен на высоком каменном фундаменте и был немного похож на жилища балкарцев, чьи селения располагались выше по
Из нее вышел худощавый высокого роста мужчина лет сорока пяти и неторопливой походкой направился к дому. В каждом движении этого человека чувствовалась уверенная нерастраченная сила. Короткая черная с проседью борода, жесткие усы и темно-серые колючие глаза под густыми дугообразными бровями придавали его смуглому лицу немного мрачноватый вид. Но вот он бросил, казалось бы, мимолетный, но очень внимательный взгляд на наших путешественников, и резкие складки между его бровями разгладились, глаза посветлели и лицо обрело выражение спокойной приветливости.
– Брат! – радостно улыбаясь, сказала Нальжан. – Я привела к тебе гостей.
– И хорошо сделала, сестренка! – мягким голосом сказал хозяин дома и, повернувшись к Тузарову, с церемонным достоинством приветствовал его:
– Мой бедный дом в распоряжении моих гостей. Проходите в хачеш, вам надо отдохнуть с дороги.
Нальжан взяла поводья тузаровского коня и повела его под навес, откуда доносился запах свежескошенной травы. Кубати пошел следом, чтобы расседлать коня и снять поклажу.
– Сана! – зычно выкрикнул брат Нальжан. – Иди сюда, дочка!
Из левой двери дома выбежала молоденькая девушка с глазами точно такого же цвета, как у хозяина дома. Увидев гостей, она будто споткнулась, застыла на месте, смутилась от неожиданности, но поклон, которым она приветствовала путников, все же получился естественным и без излишней робости.
– Сходи позови Куанча, пусть бросает все и спешит домой, – сказал хозяин.
– Он тут рядом, в лесу. Наверное, углей нажег столько, что мне хватит до первого снега. Потом твоя тетка скажет, что вам делать дальше.
В гостевой комнате было чисто и уютно. На деревянном полу желтели искусно сплетенные арджены – циновки из тоненьких камышинок. Очаг был сложен из красивого плиточного известняка. Остальное в гостиной – все, как бывает в такого рода домах: тахта, застеленная цветастым войлоком, на стене – опять войлочный ковер, на полочках у очага – глиняная, деревянная и чугунная посуда, на полу – медный котел и медный тазик для мытья рук. Кубати поразило обилие всевозможных сабель и кинжалов, развешанных по стенам.
– Молодой витязь находится в гостях у кузнеца-оружейника, – улыбнулся хозяин дома. – Зовут этого кузнеца Емуз. А если гостю так больше понравится, то он может считать, что его принимает третьестепенный уорк из ничем не замечательного рода Шумаховых.
– Первостепенных оружейников я ценю выше, чем первостепенных дворян,
– прогудел спокойным басом Канболет, снимая с пояса саблю и вешая ее на крюк в опорном столбе. – Некоторые вещи здесь сработаны на славу. И на каждой чувствуется одна и та же искусная рука.
Емуз удивленно поднял брови и склонил набок голову, словно таким способом он мог получше рассмотреть гостя.
– Еще ни один из людей, носящих на ногах сафьяновые тляхстены, не говорил мне подобных слов.
– Подобные слова говорил мой отец. Он не учил меня различать людей по одежде, хотя сам и любил одеваться богато. Звали моего отца Тузаров Каральби. Твоя сестра хорошо его знала…
Емуз медленным движением руки сдвинул шапку на затылок, помолчал немного и сказал:
– Сядем, сын Тузарова. Вот здесь, на эти скамьи у очага. Сейчас нам подадут воды, чтобы ты мог смыть дорожную пыль, а потом, наверное, чем-нибудь слегка накормят.
Впервые за многие, многие дни Канболет вдруг почувствовал тихую безмятежную радость на сердце и желание хоть ненадолго расслабиться и забыть обо всем, что его тревожило.
В комнату вошла Нальжан с кумганом воды. Пока Канболет мыл руки над тазиком, она бросала загадочные взоры на брата. А тот притворно хмурился и делал вид, что ничего не понимает.
Следом за Нальжан в хачеше появилась – прелесть, а не девушка – совсем еще юная красавица Сана. Переступив порог, она сошла, в знак особого уважения и гостю, со своих пхаваков [54] и приблизилась к мужчинам в одних матерчатых ярко расшитых чувячках на крохотных ножках. Смущенно потупив длинные ресницы, она молча поклонилась и поставила на трехногий столик блюдо со сладкими лепешками, засушенными фруктами, чашами с медом.
54
Деревянные подошвы на высоких, в три пальца, подставочках — своеобразные котурны
– Это дочь моя Сана, – сказал Емуз Канболету. Потом, обращаясь к девушке, он добавил:
– Можешь пока идти.
Голос его звучал сурово, но нетрудно было заметить, что эта суровость нарочитая: она никак не вязалась с выражением отцовских глаз.
Девушка еще раз поклонилась н церемонно, то есть не поворачиваясь к гостям спиной, а попятившись, удалилась из хачеша.
– Сестра! – резко окликнул Нальжан хозяин дома. – Что-то я не видел раньше, чтоб моя дочь становилась на пхаваки. Это, конечно, твоя затея? А ты знаешь, я не люблю, когда корчат из себя знатных господ.
Нальжан не на шутку оробела, но все же нашла в себе силы мягко возразить грозному брату:
– Ну мы тоже не простолюдины! – взяв тазик и кумган, она вышла за дверь таким же вежливым манером, как и ее племянница.
Через некоторое время со двора донесся приглушенный смех двух молодых людей, затем в хачеш вошли Кубати и еще один парень в скромной черкеске без газырей, в лохматой шапке из грубой овчины и в шарыках из бычьей кожи. Кажется, юноши уже успели не только познакомиться, но и понравиться друг другу.