Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
«Вот шайтан!» – подумал я и не смог удержаться от смеха.
– Если бы я тотчас распрощался с тобой и немедленно, никого больше не встречая, погрузился на корабль и уехал на родину, то всю жизнь считал бы, что татарские паши – это обладатели быстрого и острого, как наконечник стрелы, ума.
Паша рассмеялся тоже:
– Нет-нет, среди нас хватает и тех, кого иначе, как «ослиная башка», не назовешь. Ты мне скажи, твой конь не продается? Я ведь за тем и вышел из ворот этого дома, принадлежащего моей вдовой и бездетной тетке.
За высокой каменной стеной виднелась
Я постарался ответить ему как можно мягче:
– Разве можно продавать друга?
– Тогда, может, сыграем в кости на твоего хоару – кажется, так называется эта порода?
«Вот тебе и раз! А что скажет пророк Магомет, запретивший азартные игры?» Вслух же я сказал другое:
– Давай лучше сыграем на мое ружье. У меня хорошая эржиба.
Паша поморщился:
– В Кабарде красиво отделывают ружья, но ствольная трубка, наверное, турецкая?
– Нет. Из Испании.
– Пошли в дом. Темно становится. – Аслан дотронулся до моего плеча. – Если тебя не ждут друзья за первым же поворотом дороги, то прошу остановиться на ночлег у меня…
– За первым поворотом нас с братишкой не ждут…
– Тогда идем! – тоном, не терпящим возражений, скомандовал паша. –
Халелий! Позаботься о лошади.
Итак, в первый же день приезда нам повезло. Иначе не знаю, какими глазами я смотрел бы на моего мальчугана.
Скоро мы сидели на подушках, разбросанных по мягкому ковру в хорошо освещенном гостевом зале. В огромном белокаменном камине полыхал жаркий огонь. Халелий расставил на ковре, между мной и Асланом, серебряные блюда со свежими фруктами и очищенными от скорлупы орехами фундук, орехами грецкими и миндалем. На отдельном блюде дымился рис с изюмом, курагой, черносливом. В блестящих тонкогорлых кувшинах – янтарный шербет и рубиновый нарденк (напиток гранатового сока).
Неплохо был устроен и Налькут. Он сейчас стоял в уютной конюшне и угощался овсом вперемешку с берсимом – высушенным александрийским клевером.
Аслан-паша по достоинству оценил мою эржибу, инкрустированную золотом по стали и перламутром по красному дереву приклада. К тому же сталь была, как я уже говорил, из Испании: ствол сработали знаменитые мастера из города Толедо.
Очень понравилось паше мое ружье. Он забыл даже о Налькуте. И пот тут на ковер увесисто шлепнулся пузатенький кошелек со звонким металлом, который в Крыму пользовался гораздо большим почтением, чем в Кабарде, ценившей хорошо заточенную сталь неизмеримо выше. Аслан развязал шелковый шнурок и высыпал передо мной горсть серебряных монет.
– Ровно сотня пиастров! – объявил он. – Здесь почти все турецкие, но вот эти, самые крупные – русские ефимки [58] . Каждый из них стоит четыре пиастра. Согласен на такой заклад? Смотри, я не жаден, как многие мои сородичи.
– Ну и я не жаден.
Аслан паша протянул мне пару костяных кубиков, в каждую грань которых были вделаны мелкие рубиновые зернышки числом от одного до шести.
– Начинай.
До сих пор у меня не укладывалось в голове: как это можно – принимать гостя и тут же вести с ним торговые сделки или затевать азартные игры? Но я еще раз вспомнил, что нахожусь совсем в другой стране, чьи обычаи отличаются от наших.
58
австрийский талер с надпечаткой герба дома Романовых
Я бросил кости.
На одном кубике выпало два, на другом – три. «Ну вот и все, – подумал я, игра окончена».
Однако Аслану, довольно усмехнувшемуся при виде моей неудачи, повезло еще меньше: у него выпало один и три.
– Деньги твои, – сказал он спокойно. – Ставлю еще столько же. Теперь я бросаю первым.
Покатились костяные кубики. Вот остановился один – шестеркой вверх, затем замер другой, уставившись на суетный наш мир четырьмя бесстрастными красными глазками.
– Ха! – Аслан хлопнул в ладоши. – Это уже неплохо. Твоя очередь, Болетпаша!
К стыду своему должен признаться, что хмель азарта ударил неожиданно и в мою голову. И пока не замерли на ковре кубики, я с трепетным волнением ждал результата. И он снова оказался в мою пользу – шесть и пять. И сразу я будто опомнился. Передо мной вдруг встали на мгновение строгие глаза моего отца. Я зажмурился, чувствуя жгучий стыд. Воровато оглянулся на Кубати и с облегчением убедился, что мальчик спит и, кажется, уже давно. Чуть в сторонке от нас он откинулся на подушки, свернулся калачиком и мирно посапывает, иногда озабоченно вздыхая во сне
Мой бысым рассмеялся так, словно услышал от меня веселую шутку.
– Легкая у тебя рука, светлоликий мой черкес! А ну, попытаем счастья в третий раз.
– Нет, дорогой Аслан-паша! Хватит. Я сейчас бросил кости второй и последний раз в жизни. И этот второй выигрыш я уже не возьму.
– Как?! – удивился Аслан. – Почему?
– Потому что я ощутил в себе зарождение низменных страстишек азартного игрока.
Аслан испытующе посмотрел мне в лицо и надолго задумался.
– Ладно, – сказал он наконец. – Только вторую сотню монет забери все равно.
– Нет. Не могу.
– Возьми, говорю! – рассердился паша. – Я ведь проиграл!
– Считай, что это было в шутку. И еще. Мне будет очень приятно, если ты примешь от меня в подарок ружье – оно тебе, кажется, понравилось.
– Постой…
– Учти, что пять зарядов вороха должны весить ровно столько же, сколько одна нуля чистою свинца…
– Но я не понимаю…
– А что тут не понимать? – я сделал вид, будто не понял, что имеет в виду паша. – Вот тебе пуля, – я протянул ему чуть сплюснутый шарик свинца (он был у меня образцом), – заказывай точно такие же. Если, повторяю, пять пороховых зарядов будут весить столько же, сколько эта пуля, то стрельба без промаха будет зависеть только от тебя.