Страшен путь на Ошхамахо
Шрифт:
За едой говорили, по просьбе Тузарова, о свойствах железа, о способах закалки металла, о преимуществах одних клинков перед другими. (При этой беседе позволили присутствовать и юношам: пусть послушают.) Речь зашла и об удивительной дамасской стали. Емуз объяснил, что ее достоинства создаются не только особыми приемами ковки и закаливания. Дело тут и в таинственных секретах выплавки самой руды. Нет, не разгадать этих секретов. Попробуй определить заранее, какое зернышко куры склюют первым, а какое последним! Канболет грустно посетовал об утрате своей дамасской сабли, которой так дорожил. Ее отняли у него в ту ночь в Бахчисарае…
Емуз от души посочувствовал молодому другу и постарался отвлечь его рассказами о богатых здешних лесах. Было решено завтра же, еще затемно отправиться
– Куанч будет вам хорошим проводником, – сказал Емуз. – А я пойти не смогу. Нельзя в наше тревожное время оставлять дом без мужчины.
* * *
Перед сном Канболету захотелось выйти в сад. Да заодно решил посмотреть, что это Кубати так долго задерживается под кухонным навесом: не может никак расстаться с дружком Куанчем? Однако, к немалому своему удивлению, Ку-анча он застал спящим в его закутке у конюшни, а под навесом была одна Нальжан: при свете затухающего костра укладывала в походный нед съестные припасы для наших охотников. Непонятная робость вдруг зашевелилась в груди Канболета. Не замеченный Нальжан, он поторопился свернуть за угол дома и ступил на крепко утоптанную тропинку. С непривычным для себя наслаждением вдыхал Тузаров нежные расслабляющие ароматы цветущего сада. Почему-то смущаясь перед самим собой и чувствуя легкое головокружение, он остановился под яблоней и прижался щекой к се прохладному шершавому стволу. Сквозь ветви ему загадочно подмигивали звезды – будто намекали, что нет такой тайны, которую можно было бы скрыть от них даже в самых укромных закоулках человеческой души.
Неожиданно чей-то тихий шепот прошелестел в нескольких шагах от Канболета:
– …Как ясно видны сегодня семь Братьев-Звезд… [63] – это был голос Саны.
– Одна из них, вон та, самая яркая, похожа на тебя…
«Не врут ли мои уши? – подумал Тузаров. – Вот так Бати!»
Парень сидел па земле, привалившись спиной к стене дома. Прямо над его головой, мечтательно запрокинутой к небу, располагалось маленькое окошко. Девочки не видно – значит, она в комнате, где живет со своей красивой теткой.
63
кабардинское название Большой Медведицы
– Но как я могу быть похожей на звезду, – с лукавым смешком спросила Сана, – если это – братья, понимаешь, братья-звезды?!
– Нет, пусть они будут сестры, – серьезно предложил Кубати. – А еще лучше: одни братья, а другие – сестры.
– И, конечно, одним из братьев хочется быть тебе?
– Да.
– Значит, я – на том конце звездного селения, а ты – на другом?
– Нет! – решительным тоном возразил юноша. – Так слишком далеко.
Еще дальше, чем от Крыма до Кавказа. Я хочу быть рядом. И чтобы мы были не брат и сестра, а…
– А кто же тогда? – удивилась девушка. – Я тебя не понимаю.
Кубати вздохнул:
– Поймешь, если захочешь.
– Расскажи, какие девушки в Бахчисарае. Наверное, красавицы? Не чета нам…
Канболет не стал слушать разговора, который предназначался не для чужих ушей, и потихоньку вышел из сада. Он был слегка ошеломлен: вот тебе раз! «Поймешь, если захочешь…» Неужели мальчик уже вырос? И вдруг чувство, похожее то ли на жалость к самому себе, то ли на зависть к названному братишке, слегка сдавило грудь. Вот он, Канболет, не смог бы так легко и свободно вести беседу с… да вообще с женщиной.
Быстрой и бесшумной поступью прошел Канболет вдоль стены и, прежде чем Нальжан, все еще возившаяся под навесом, обернулась, успел скрыться за дверью дома.
Скоро вернулся и Кубати. Затаив дыхание, парень стал медленно пробираться от двери к своему топчану.
– Ты что крадешься, как будто невесту пришел воровать? – раздался в тишине басовито рокочущий шепот Канболета.
От неожиданности юноша споткнулся и чуть не упал.
– А… да я… Ты не спишь еще?
– Ложись, ложись. Спать нам осталось недолго.
* * *
Еще в полной темноте они спустились к селению и перешли мост через реку. К рассвету поднялись на один из лесистых отрогов Пастбищного хребта. Здесь Куанч, который шел впереди и вел под уздцы хозяйскую лошадку, остановился и прерывистым от возбуждения шепотом стал говорить, как они будут действовать дальше:
– Перед нами – котловина. Как ладони, сложенные горстью. Канболет пусть пойдет по правому краю и остановится, не доходя до того конца, возле старой груши с кривым стволом. Там тянется из котловины звериная тропа. Косуля будет обязательно. А может, олень. Бывает и медведь. Бати, ты давай шагай по левому краю. Тоже немного не дойдешь до конца. Увидишь большой камень, похожий на собаку, которая спит после сытной еды. Там и стой. И не шевелись. А я, немного погодя, спускаюсь на лошади в котловину и начинаю немного шуметь. Встретимся на месте Канболета, у груши. Хорошо? Ладно?
– Мы тебя поняли, начальник, – улыбнулся Канболет.
– Ладно. Хорошо, – деловитым тоном сказал Кубати.
Куанч дернул Кубати за ухо, а тот прищемил ему нос двумя пальцами. На этом военный совет закончился, стрелки разошлись каждый в свою сторону, а загонщик остался на месте.
Кубати быстрым бесшумным шагом пошел по едва заметной тропинке. Лес еще не полностью оделся листвой, и потому сквозь ветви скоро стал виден дальний конец котловины. А вот и камень – серый, замшелый, величиной с небольшого медведя, но и в самом деле удивительно похожий на спящую собаку. Под самым камнем – хорошо набитая тропа: мягкая сырая земля испещрена следами больших и маленьких раздвоенных копыт.
Шагах в десяти от тропы лежала поваленная чинара. Кубати сел на нее верхом, положил ружье – прикладом на землю, стволом – на дерево. (Канболет предпочел взять с собой лук и стрелы, а свою эржибу отдал воспитаннику.)
Поначалу юноша жадно прислушивался, нет ли звериной возни внизу, на склонах «котла», густо обросшего вековой «накипью» множества древесных пород. Но пока ничто не нарушало тишину. Кубати перевел рассеянный взгляд в сторону высоких гор и чуть не задохнулся от восхищения: первые лучи взошедшего солнца как раз коснулись великой зубчатой гряды, и вечные снега Кавказского хребта будто вспыхнули изнутри мягким нежно-золотистым пламенем. Небо стало светлее, прозрачнее и цвет его мгновенно переменился из бледно-серого в бледно-голубой. И лес под брызгами солнца расцветился чистыми зелеными красками, начиная от самой яркой и кончая богато насыщенной, с просинью. Да что лес! Воздух стал совершенно другим: только что прохладный с запахом сырости, теперь он вдруг наполнился веселящей свежестью и какой-то непонятной безудержной силой. Кубати казалось, что он пьет эту силу большими глотками и никак не может напиться. И ему хорошо, ему весело, и он уверен, что перед ним – лучшая из всех земель мира. Тут же он вспомнил Сану, и даже не вспомнил, а почувствовал ее присутствие во всем, что его окружало, – и в небе, где совсем недавно растворились семь Братьев-Звезд, и в игре солнечных бликов среди юной листвы, и в легких порывах бодрящего ветерка. Просто все это могло быть только вместе с Саной, а без нее не имело бы смысла.
Кубати пружинисто вскочил на ноги, раскинул руки в стороны и глубоко вздохнул полной грудью. Потом ему захотелось влезть на камень и чуть-чуть пошире охватить взглядом землю, которую он сейчас впершие в жизни воспринимал, несмотря па ее огромность, частью самого себя. И только так, а совсем не наоборот.
Он подошел вплотную к похожему на собаку камню и вдруг увидел то, чего не заметил раньше. Под самой «мордой» лежала на дощечке вареная курица, кусок сыра и ломоть просяной пасты. Еще не успев удивиться, он услышал чьи-то шаги в лесу, отскочил с кошачьей ловкостью к поваленному дереву, схватил ружье и присел за вывороченным вместе с землей корневищем чинары.