Страстотерпцы
Шрифт:
— Избив племена Адиля, Шейдяка, Урмамета, Кёр Юсуф-мирзы, вырезав всех воинов и обесчестив всех ногайских жён, ты, называющий себя каганом, навеки поссорил, в угоду Порте, татар с братьями ногайцами. С ногайцами ты мог противостоять падишаху, теперь ты его раб.
— Зачем столько слов, белобородый мой Сефер-гази? Не мудрствуй. Ешь. Я пресыщен твоими лживыми советами. Знаю, ты любишь вино, но у меня нет вина. Я блюду волю Пророка. Если тебя мучит жажда, выпей бузы.
Принесли бузу. Сефер-гази напился.
— Мы забыли о Шеремет-бане, — сказал хан. — Я милую его. Снимите... одну цепь.
Цепь сняли.
— Пора, Сефер-гази! Аллах заждался твоих советов.
Ударил в ладоши. Вошли тюремщики, принесли зелёный шнурок. Сефер-гази прочитал молитву, и его удавили.
Тотчас хан покинул темницу. Всё унесли, но оставили тело. Только поздним вечером приехали родственники, забрали казнённого.
Потянулись дни за днями. Цепи были тяжелы, но угнетало разочарование. Запах моря надрывал сердце; краткий миг свободы!
Наступил Рамазан. Ради праздника хан явил милость. Каждый вечер к Шереметеву входили тюремщики, снимали одну цепь. К тому же приносили плов, мясо, свежие лепёшки...
Благодеяния закончились самым нежданным образом.
Великий турецкий писатель и путешественник Эвлия Челеби, бывший гостем Мухаммеда-Гирея, в третью ночь Рамазана увидел чудесный сон. Приснился благочестивый старец из Эски-Крыма Кёр Юсуф-деде и хозяин дома в селении Кара-Альп, у которого Эвлия Челеби останавливался. Они стояли на берегу моря и, указывая на противоположный берег, говорили: «Отправляйся с ханом к падишаху Дагестана».
Сон спутался, но потом опять появились оба старца, и Кёр Юсуф-деде сказал: «Выступайте против османов, но мятежа не поднимайте! Утром поспешите в Дагестан. Там вы будете в безопасности... Ты, Эвлия, возвращайся в Крым, а хан пусть останется в Дагестане... В Крым привезут его тело».
Эвлия Челеби тотчас пробудился, увидел, что время молитвы ещё не наступило, праздничная ночь продолжается, поспешил к хану рассказать сон.
Мухаммед воскликнул: «Да смилостивится Аллах!» — но позвал в свои покои имама и просил истолковать сон. Почтенный шейх-эфенди, сохраняя на лице весёлость, раздумывал недолго.
— Знает Аллах и печать пророков, — сказал он. — Я же предполагаю: ваше величество совершит путешествие в Дагестан либо в Горный Крым для охоты и ловли... Сон обещает дорогу, и ничего более.
Но случилось как раз более. Утром в Бахчисарай прискакал гонец, привёз указ Мухаммеда IV, падишаха Великой Порты, и письмо.
«О, Мухаммед-Гирей, некогда крымский хан, — писал повелитель Османской империи. — Счастливый падишах Мекки и Медины отстраняет тебя от Крымского ханства и жалует ханство сыну Чабан-Гирея, Адилю. Вместо покойного шехида Сефер-гази пусть визирем будет его сын Ислам-ага, нуреддином — Мубарек-Гирей, а калгой — Крым-Гирей. Когда моё дружелюбное письмо придёт, подчинитесь падишахскому приказу и прибывайте со всеми султанами к Порогу Счастья, и тогда тебе и султанам будут оказаны милости ббльшие, чем положено по закону. Да будет мир!»
Письмо зачитали в диване и на площади перед дворцом.
Войско взбунтовалось. Хану предложили выступить в поход и осадить принадлежащую османам Кафу. После размышления и советов хан Мухаммед-Гирей вышел к войску и объявил свою волю:
— Те, кто хочет ехать к Порогу Счастья, пусть едут по морю. Я отправлюсь со своими воинами по суше.
Народ ликовал. Если хан идёт по суше, значит, будет набег на османов. Пора их проучить. Давно пора!
В четвёртую ночь Рамазана, на пиру, хан Мухаммед вдруг вспомнил:
— Двадцать семь лет тому назад мне был сон, будто я приподнял подол падишаха Дагестана и спрятал под сим подолом мою голову. Я рассказал тот сон тебе, Эвлия Челеби, и ты решил, что я пойду войной на падишаха. Сон сбывается только теперь, когда я в третий раз теряю престол Крыма.
Хан пожелал осмотреть сокровищницу, но не тронул мешки с деньгами. Слишком тяжёлый был этот груз. Распорядиться казной приказал старшему сыну Ахмед-Гирею.
Утром к Шереметеву и темницу явились ханские слуги, сняли оковы с ног, но на голову надели железную шапку, приковали цепочками к этой шапке обе руки.
Ничего не объясняя, повезли на арбе в Бахчисарай.
Здесь Василий Борисович понял: в его несчастной судьбе новый поворот. Хан, убегая, забирает его с собой.
Войску Мухаммед назначил встречу у Ая-Каи, а сам отправился в сторону Керчи, где у мыса Килиседжик у него были приготовлены корабли для переправы.
До Керчи Шереметеву доехать не довелось. На одном из станов к хану явились ширинские беи, потребовали оставить Шеремет-бана в Крыму.
Пришлось бывшему хану смириться, отдать ширинам своего драгоценного пленника.
Вновь очутился боярин в своей пещере с одним окном. Руки от цепей освободили, повесили колоду на ноги.
Наконец прибыл новый хан с новым визирем. Ислам-ага приходил к Шереметеву, слушал его рассказ о гибели отца.
Приказал тюремщикам освободить сидельца от колоды, обещал прислать священника. Шёл Великий пост, боярину хотелось причаститься Святых Тайн.
Иеромонах Успенского пещерного монастыря явился к Василию Борисовичу с чернецом, жидовином.
Пока иеромонах ставил иконы, зажигал свечи, монашек успел передать боярину просьбы Ордина-Нащокина. Было что и Василию Борисовичу сообщить. От караимов, которые стерегли его, от нового визиря Ислам-аги он узнал, что в Бахчисарай приехали послы гетмана Дорошенко, уговаривают Адиль-хана воевать польского короля. Казаки зовут Дорошенко татарским гетманом. В притворной обиде гетман положил булаву, а когда его попросили быть в гетманах по-прежнему, отправил великое посольство в Константинополь. Посольству приказано просить султана принять Украину и всё Войско Запорожское в вечное подданство.
Возрождались старые игры Богдана Хмельницкого.
18
1 марта, на преподобную мученицу Евдокию, когда русские люди смотрят погоду: будет погоже — всё лето пригоже, — в Москву из Мезени привезли протопопа Аввакума.
На последнем стане пристав посылал стрельца в Приказ тайных дел сообщить о прибытии узника.
Для протопопа подали крытый возок без окон, об Иване да Прокопии указа не было, и пристав отпустил их с миром на все четыре стороны.