Страстотерпцы
Шрифт:
— Рта боится открыть, жало выскочит. Алексей Михайлович одного его теперь слушает.
— Доченька-государыня! Мария свет Ильинична! — воскликнул Илья Данилович, хлопая ладонями по усохшим ляжкам. — Меня зять за дурака почитает, а всё же мы, дураки-то, свалили великого умника... Я нынче всех Милославских к себе собираю на пир честной.
— Я, батюшка, не приеду... Никон много недоброго сделал. За это с него Бог спросит. А меня с детьми он от чумы спас. Я сие не забываю.
Во многих домах было весело в то воскресенье: у Стрешневых, Долгоруких, Трубецких. На дворе Федосьи Прокопьевны Морозовой кормили сто человек нищих. Боярыня в двенадцати церквах молебны заказала ради пострадавших от еретика Никона.
На другой день, 3 декабря, бывшего патриарха на собор не позвали. Началось заседание с жалобы царя.
— Святейшие! Обратимся к вчерашнему. Никон в письме к Дионисию, патриарху Константинополя, назвал меня, великого государя, весь освящённый собор и всего моего царства людей — еретиками. Будто мы от святой восточной кафолической церкви отложились и обратились к римскому костёлу. Такого бесчестья оставить нельзя без ответа, ибо святая соборная восточная церковь наша имеет многоцелебную ризу Спасителя и мощи многих московских чудотворцев. Никакого отлучения Русской Православной Церкви не бывало. Мы держим и веруем по преданию святых апостолов и святых отец истинно! Бьём челом вам, святейшие, очистите всех православных христиан от такого названия.
Алексей Михайлович поклонился патриархам до земли, а с ним и весь собор.
— Это дело великое! — растроганно сказал кир Паисий. — За него надо стоять крепко. Никон, назвав всех православных христиан еретиками, причислил к еретикам и нас, патриархов. Мы же в Московском государстве видим православных христиан и станем судить Никона за его неистовые слова. Обороним от него православных русских людей святыми правилами.
— Никон вчера не принял яства и питьё, — прибавил царь к великой своей жалобе малую. — Послано ему было от чистого сердца.
— Никон писал и делает всё, исступя ума своего, — сурово и печально сказал кир Макарий.
Приступили к чтению челобитных, писем. Поднялся вопрос, почему Никон назвал Воскресенский монастырь Новым Иерусалимом. Опять помянули страдальца Павла Коломенского, а царь сыскал ещё одну вину собинного друга.
— Никон, переменяя святые обряды, установил хождение на Иордань в навечерии праздника Богоявления.
— Сие — упрямство и самовольство! — твёрдо сказал Макарий, споривший с Никоном об этом обряде ещё в прошлый свой приезд. — На праздник Богоявления в навечерии следует святить воду в церкви, а в сам праздник нужно ходить на Иордань днём.
Вспомнили патриархи и о Хитрово.
— В законах написано, — сказал кир Макарий, — кто между царём учинит смуту, тот достоин смерти, а кто Никонова человека ударил, того Бог простит, ибо так подобает быть.
Патриарх Макарий встал, осенил Хитрово крестным знамением.
Царь поднёс патриархам три письма, в которых Никон называл себя бывшим патриархом.
Кир Паисий и кир Макарий посовещались и вынесли приговор: «В законах написано: кто уличится во лжи трижды, тому верить ни в чём не должно. Патриарх Никон уличён во многих лжах, ему ни в чём верить не подобает. Кто кого оклеветал, подвергается той же казни, какая была присуждена ложно обвинённому. Кто на кого возведёт еретичество и не докажет извета, тот достоин: священник — низвержения, мирской человек — проклятия».
Царь, добивая Никона, поднёс судьям его письмо с предложением поставить патриарха на освободившееся место и закончил заседание. Патриархов попросили продолжить с властями рассмотрение бумаг и свидетельств в Крестовой палате.
24
5 декабря в день преподобного Саввы Освящённого на Лыков двор были посланы епископ вятский Александр, епископ Мстиславский Мефодий, а с ними два архимандрита.
Это были последние почести, воздаваемые от священства Никону.
Пока ожидали подсудимого, царь обратился к патриархам с очередной жалобой:
— Никон налагает на меня суд Божий за то, что я умалял его достоинство, приказывая быть к Москве с малыми людьми, и за то, что у него взят Шушера, чинивший многую ссору. Никон меня бесчестит, говорит, что взяли его малого из-под креста.
Патриархи слушали, качали бородами.
Пришёл Никон. Государь тотчас встал. Пришлось, приветствуя, подняться всему собору.
Вопрос к бывшему патриарху у вселенского судьи кир Паисия был тот же, что на первом заседании:
— Для чего ушёл из Москвы, чего ради самочинно отрёкся от престола?
Никон повздыхал, ответил терпеливо:
— От патриаршего престола не отрекался. Клятвы не произносил! Засвидетельствовался небом и землёю и ушёл от государева гнева. Я и ныне не отрекаюсь исполнить волю государя. Куда великий государь изволит, туда и пойду, благое по нужде не бывает.
Опять пошла перепалка: отрекался — не отрекался.
— Кто тебе велел писаться патриархом Нового Иерусалима? — спросил кир Макарий.
— Такого не бывало! — удивился Никон.
Архиепископ рязанский Иларион тотчас подал письмо, где чёрным по белому было написано: «Патриарх Нового Иерусалима».
— Рука разве описалась, — простодушно схитрил Никон.
— Самочинство и фантазии — великий грех! — сурово сказал кир Паисий.
— Сей грех на ваших головах! — грянул вдруг Никон. — Слышал я от добрых греков: на антиохийском и александрийском престолах иные патриархи сидят. Кто же вы тогда? Пусть государь укажет допросить тех греков, да и вас, вселенских патриархов, допросил бы на святом Евангелии.
Алексей Михайлович обеими руками закрыл лицо. Тишина придавила освящённый собор.
— Мы патриархи истинные, не изверженные! — встал кир Паисий. — Не отрекались от своих престолов... Разве турки без нас что сделали. Но если кто и дерзнул занять наши престолы против правил или принуждением султана, то это не патриархи — прелюбодеи.
— Так поклянитесь на Евангелии, что вы патриархи, — предложил Никон.
Поднялся кир Макарий.
— Архиерею не подобает Евангелием клясться. А ты, Никон, — отреченец! От тебя вся Москва смутилась!