Суд Рейнмена
Шрифт:
– Вы всегда звонили Амалии Геннадьевне в такое, мм, неурочное время? — спросила она, прервав очередной монолог «Я так любил её, теперь моё сердце разбито!». На месте потерпевшей она ещё раньше выставила бы подобного «принца», или вообще не обратила бы внимания на него. Только при выяснении отношений она обошлась бы без мата. Но у Амалии, по словам её словоохотливой секретарши, отец редко когда бывал трезвым, а мать, продавщица в овощном ряду центрального рынка тоже не страдала от скудости словарного запаса, да и старшие братья после систематических отсидок за пьяные драки и уличные ограбления ничему хорошему научить сестрёнку не могли…
– Этой ночью я вспомнил весну нашей любви, — захлюпал свидетель, — я не верил, что она в прошлом. Не моя вина, что я не мог осыпать Амалию бриллиантами («Ага. Зато не возражал, когда она осыпала тебя деньгами и не мог забыть, как вольготно при ней жил!»),
«Вот из-за таких недоносков и катят бочку на всех мужчин, будто мы все вырождаемся в альфонсов!» — подумал капитан Платов.
– Я знаю, это из-за генерального директора, — хныкал красавчик. — Он давно осаждал её, и она променяла свет настоящей любви на фальшивый блеск золота («Ну, да. Хорошо презирать деньги, жалея, что у тебя их нет!»)! Скажите, это ведь он убил её? Она искала счастья, а ему было нужно только её тело, и, потешившись, он просто отделался от неё! Он ведь в 1993 сидел за рэкет, он на все способен…
– Примем к сведению, — перебила Синдия. — Итак, вы позвонили потерпевшей в 05.50?
– Она ответила не сразу, рассердилась, начала кричать. А потом вдруг умолкла, неожиданно, а потом и связь оборвалась. Я сразу поспешил в офис… Господи, если бы я не звонил, а сразу приехал! Я бы не дал уйти негодяю, который убил её!
Несмотря на серьёзность момента, Синдия чуть не расхохоталась, когда этот хилый мямля всерьёз заявил, что не дал бы уйти Рейнмену!
– Простите, вы мастер боевых искусств? — резко спросила Иветта. — Владеете холодным оружием? Или у вас мгновенные реакции бойца?
– Ну… нет, — «ди Каприо» как-то быстро понял, что этой суровой женщине в кожаных джинсах и чёрной майке лучше отвечать, не ломая комедию.
– И вы действительно думаете, что совладали бы с убийцей? — презрительно сощурилась Иветта. — Он мастер боевых искусств и специалист по холодному оружию. Он раз в двадцать сильнее, ловчее и хитрее вас! Я — чемпион Региона по кунг-фу, и то не смогла его задержать. Для начала советую вам попрактиковаться: попробуйте поймать, скрутить и хотя бы минуту удержать на месте шаровую молнию. И только если это вам удастся и вы уцелеете, тогда можете попробовать охотиться на убийцу Амалии Геннадьевны! Но уверяю вас, молния — безопаснее!
– О ком вы говорите? — вытаращил на неё глаза свидетель. — Убийца, скорее всего, директор «Омеги», я же говорил, чем вы слушали?
В глазах Иветты заблестел опасный блеск, не суливший голубоглазому двойнику кумира шестиклассниц ничего хорошего. Не применяя обожаемые русским народом приёмы — ор и мат — Иветта всё равно умела устроить оппоненту настоящий разгром. Но сейчас был момент неподходящий, и Синдия, украдкой наступив под столом Иветте на ногу, вмешалась:
– Дело в том, что директор фирмы, скорее всего, не при чём. В городе совершена серия убийств, и Амалия Геннадьевна, скорее всего, стала очередной жертвой разыскиваемого нами серийного убийцы. В разговоре с вами потерпевшая использовала повышенные тона и нецензурные выражения?
– Какое отношение это имеет… — но, увидев выражение лица Синдии, парень поспешил ответить:
– Да… Но при чём тут…
– Уже тринадцать человек погибли при аналогичных обстоятельствах: они либо кричали, либо нецензурно выражались в общественном месте, либо ещё как-то нарушали общественный порядок. Убийца наносил им один удар и почти мгновенно исчезал с места преступления. Всё происходило за считанные доли секунды преимущественно в тёмное время суток, в дождливую погоду, как этой ночью. Человек, который убил Амалию Геннадьевну, очень ловок, хитёр и проворен. У нас до сих пор нет даже мало-мальски подробного словесного портрета.
– Вы его поймаете? — спросил обмякший свидетель.
– Принимаются все меры, — хмуро отрубил Антон.
Это снова случилось. Он возвращался из гостей со свадьбы своих одноклассников, которая затянулась до рассвета. В холодном и почти пустом первом рассветном троллейбусе он проезжал центр города, когда вдруг его пронзила острая головная боль, та самая боль. Надеясь, что он ошибся, и ему станет легче на свежем воздухе, он вышел на первой же остановке, и не спеша побрёл по центральной улице города, где располагались казино, ВИП-отели, бутики и офисы фешенебельных фирм. И вдруг из-за фронтона самого роскошного здания до его слуха донеслась визгливая стервозная женская скороговорка, почти не сдабриваемая нормальными словами. Он ожидал увидеть какую-нибудь полупьяную уборщицу, но на заднем крыльце в элитный мобильник орала лощёная «деловая женщина»: эксклюзивный костюм, причёска, макияж, духи явно не из сумки «челнока» и не из Польши или Турции. Но слова, которые так запросто вылетали изо рта «красотки», запросто повергли бы в ступор любого из тех парней в длинных трусах на Изумрудном пляже. Вот они, эти рафинированные красавицы, одетые «от кутюр»! Ничем они не отличаются от девиц в закатанных штанах, с пакетом семечек и пивом на лавочке! Правда, пока они не откроют рот, сходство так разительно в глаза не бросается…
Расфуфыренная девица орала так, что даже не услышала, как он пересёк двор и оказался сбоку от неё. Она даже не успела испугаться, когда он вытащил нож. И даже не успела заткнуться.
Ему ни на секунду не было жалко её. Она плевала на нормы приличия и на то, что в соседних домах кто-то может спать, а у кого-то дети, которым эту гадость слушать рано. Она, наверное, гордилась, какая она крутая и как она всё может себе пробить, вот так, с ором и матом, как Виола Тараканова в одной из книжек дамской любимицы Донцовой при помощи матерщины легко улаживает вопрос о гастролях , и получает за это комплимент: «Ах, Виолочка, вы так замечательно ругаетесь, мне бы так уметь!». Ни фига себе установочку даёт своим читательницам автор: если будете разговаривать как люди, вас все будут «кидать» и вытирать ноги, а стоит только вырастить себе лужёную глотку и научиться этому словесному поносу, как жизнь тут же осыплет тебя лепестками роз, и всё начнёт складываться само собой, а все кидалы, жулики и негодяи с трепетом отступят, испугавшись великого и ужасного слова из трёх букв. А то, что иной раз такая вот доверчивая читательница в ответ на свой виртуозный мат может просто получить предложение самой катиться туда же, или по морде, или ножом, как эта размалёванная кукла, Донцова как-то упомянуть забыла. Эти ничтожества действительно решили, что настало их время, и они скоро вытеснят нормальных людей. Но он скоро докажет им, что это не так. Он объявил им войну, где нет пощады никому, кто не пожелает прекратить свою гнусь хотя бы из страха за жизнь. И он не будет жалеть ни прыщавых сопляков, ни страдальцев, измученных похмельем или ломкой, ни разодетых красоток, ни любителей пива и прыжков возле спуска. И ему плевать на их проблемы, страдания, бурю в душе. Он тоже чувствует, переживает, но он не выплёскивает свои эмоции в такой омерзительной форме. И каждый человек это может. Просто не все могут хладнокровно анализировать ситуацию и искать выход из неё. Слабаки предпочитают надраться, уколоться или просто поорать и послать кого-нибудь. Помнится, сэнсэй всегда учил: видишь опасность — не выжидай, не трать время на оборону, а находи как можно скорее слабое место и сокрушай источник опасности. И эта тактика оказалась наиболее продуктивной в его войне. Есть люди, для которых жизнь — как сплошной поединок. Недаром на родине единоборств, в Юго-Восточной Азии, борьба — больше, чем просто вид спорта, там она — образ жизни, там ею живут, посвящают ей себя без остатка. И американский кикбоксинг для настоящих бойцов тоже больше, чем вид спорта. Для них вся жизнь — как ринг с правилами, тактикой спарринга, судьёй и заградительными канатами. Правда, кое-кто предпочитает обходиться без судьи и канатов. И он — один из таких людей. Его образ жизни — кумите, бои без правил на гладиаторской арене, где действует только одно правило: к чертям все правила. И поединок там идёт до тех пор, пока одна из сторон не окажется физически не в состоянии продолжать бой. И это будет неизменно, образ жизни не меняют, как моду на цвет рубашек. Это — его жизнь. Он сам выбрал этот путь и не свернёт с него до победы.
Синдия перелистывала новые страницы заметно отяжелевшего дела Рейнмена и краем глаза посматривала на списки основных подозреваемых в ГУВД и прокуратуре. Сорок девять имён. И всех этих людей она должна проверить. А что если Рейнмен окажется пятидесятым? Как говорила мама, читая в газете объявление вроде: «18 мая напротив меня в маршрутке ехала кареглазая блондинка в голубых джинсах, вышла в Китай-городе, и с тех пор моё сердце не знает покоя. Девушка, которая вышла 18 мая в 16.15 возле Китай-города, отзовись! Адрес в редакции!»: «Сколько кареглазых блондинок в голубых джинсах напишет на этот адрес! Не меньше тридцати человек! А нужная ему красавица окажется тридцать первой!». И мама права, чаще всего так и бывает, и не только в поиске девушки в голубых джинсах в маршрутке. Вот сейчас она перероет эти немаленькие списки, проверит сорок девять человек, а потом окажется, что Рейнмен в эти списки не попал потому, что не имеет отношения к ГУВД и прокуратуре, и она снова шла по неверному следу. Синдия досадливо поморщилась и достала сигареты. Когда она щёлкнула зажигалкой, Арина сообщила ей через селектор: