Суд Рейнмена
Шрифт:
Обменявшись незначительными фразами о погоде, дорогах и текущих делах, собеседники перешли к главной теме разговора.
– Вероника Степановна Малькова — ваша родственница? — спросила Синдия, отпивая вкусный, крепко заваренный кофе из изящной фарфоровой чашечки.
– Моя первая жена, — Станислав Маркович поднял керамическую кружку с монограммой «С.М.». — Мать Лёшки и Ветки… Ох, горячо, зараза!.. Мы поженились ещё совсем молодыми, я только университет окончил, а Нике и семнадцати не стукнуло, — Мальков отставил чашку и шумно перевёл дыхание. — ох, и было же нам тогда! Да не прячьте вы диктофон, я же знаю, что вы его в сумке включаете. Я сам десять лет на следовательской работе был, всю специфику знаю!
Синдия
– Вы же слышали, поди, от родителей, что в шестидесятые годы творилось? — продолжал Мальков, ставя на стол массивную керамическую пепельницу. — Курите, если хочется… Пуританская Англия, только и скажешь! А тут десятиклассница в загс собралась! Это сейчас нимфетки чуть ли не в младших классах детей заводят, и ничего, а тогда! Комсомольские собрания, вызовы в партком, такой геморрой! Повезло вам, что вы этого не застали. Нас только тогда расписали, когда оказалось, что Ника беременна. Её родителям пришлось не один десяток порогов обить, чтобы подтвердить согласие на брак. Так что Лёшка у нас родился через месяц после загса. Сейчас этим никого не удивишь, а тогда целое дело было: как же это, советская новобрачная — и в загсе с животом! Два месяца хай стоял, даже в районной газете заметку тиснули, как пример морального разложения и тлетворного влияния Запада. Во дела, а? Номенклатурные вожаки в саунах «банных девочек» вовсю пользовали под чай с коньячком, а простые смертные что, евнухами должны были жить? В общем, прожили мы двадцать пять лет, а вскоре после «серебряной годовщины» разошлись. Кризис супружеской жизни, знаете ли, и всё такое. Остались друзьями; дети нас поняли. У меня своя жизнь, у Ники — своя. А в девяносто пятом году я вложил пай в постройку элитного массива в Лермонтовском проезде. Раньше там пустырь был, ещё с войны. Стоял завод, в сорок втором его бомбой с самолёта подбили, и пятьдесят лет торчали руины, медленно догнивали. Пацаны там лазили, бомжи кучковались, а потом мы построили вот эти элитные дома, и я Нике квартиру там подарил. А два года назад она вышла замуж за англичанина, живёт полгода здесь, полгода в Лондоне. В Причерноморске у них с мужем коттедж в Южной бухте, на квартиру она почти не заезжает, ну и отдала ключи Ветке. Знаете, Ветка ведь с нами живёт, дом большой, задами в коридоре не толкаемся, но бывает, надо ей одной побыть, в тишине поработать, или с кем встретиться, дело молодое, ну, это вы и сами поймёте. Это раньше кавалера сразу за штаны волокли на смотрины, а сейчас это вроде как без надобности…
Синдия поняла, что пришла к той же точке, с которой начинала. Теперь надо побеседовать с Иветтой. Помощница в ночь убийства возле бара ответила ей по мобильнику. А если она находилась как раз в квартире на Лермонтовском проезде?
Странно, но за три месяца Синдия успела узнать Иветту только как увлечённую расследованием женщину-следователя. И трудно было представить, что эта категоричная в суждениях мускулистая женщина, бывший работник ГУВД и чемпион Региона по кунг-фу бывает просто женщиной. А может, она оставалась сама собой даже в своей личной жизни, просто находился человек, который принимал её такой, какая она есть? Синдия знала, что у Иветты сын – студент, но об отце парня Иветта упомянула только один раз вскользь, что они давно развелись. Иветта ни разу не говорила о своей личной жизни, никак не подчёркивала свою женственность. Но, тем не менее, зачем-то ей нужна была квартира матери…
Глава 36.
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
Ещё с лестницы Синдия услышала бурную перебранку и, узнав голоса Иветты и Капитолины, вздохнула: теперь придётся ждать, пока одна из сторон не капитулирует под натиском второй. Вмешиваться было просто бесполезно. Наконец наверху хлопнула дверь кабинеты Иветты и мимо пробежала уборщица, ворча себе под нос, что нет на нынешнюю молодёжь Сталина, а Ветка совсем стыд потеряла.
– Здорово она вас допекла, — заметила Синдия, постучавшись к Иветте.
–
Сегодня Иветта была в своих любимых кожаных брюках и чёрном «топике», открывающем узкую полоску загорелого мускулистого живота. Волосы прикрыты чёрно-белой банданой. На ногах — сандалии с толстой рифлёной подошвой. Иветта вздохнула, гася в себе ярость после стычки с Капитолиной Макаровной, и вернулась за стол.
– Так чем обязана? Нечасто вы ко мне заходите. Что-то нашли в списках? Садитесь. Чаю хотите?
– Кое-что нашла, — ответила Синдия, согласившись на чай. — Пятую квартиру в доме № 1.
– А я так и думала, что вы на неё выйдете! — рассмеялась Иветта, включая чайник. — И что? Теперь я, как чемпион Региона по кунг-фу, в первой строчке списка подозреваемых?
– Чтобы этого добиться, вам надо было быть на тридцать пять сантиметров выше!
– Да уж, тут никакие каблуки и «платформы» не помогут, — Иветта заварила чай прямо в чашках, поставила на стол крекеры и пепельницу и закурила свой любимый «Вог». — Итак, в Рейнмены я не гожусь, зато вполне могла укрывать преступника в своей квартире, когда тех двух алкашей подкололи. Так?
– Вы мои мысли читаете? — Синдия подвинула к себе свою чашку. — И я подумала, что вы не откажетесь прояснить все «тёмные пятна». Например, почему капитан Платов оказался на месте убийства даже раньше районного участкового, который живёт через три дома от бара?
Иветта изумлённо посмотрела на неё, а потом расхохоталась так, что уронила комок пепла с сигареты на свой топик:
– Вот это да! Вы что, Тошку подозреваете? А вы уже придумали, как он в июне раздвоился, что одна половина пацана на улице зарезала, а вторая половина за первой гналась? И на концерте в Ялте, когда был убит Молотков, Тошка не был.
Иветта озвучила все мысли, которые не давали покоя Синдии.
Да, точно, в «Юбилейном» Антона не было; острые глаза Синдии мгновенно выхватили бы знакомое лицо в любой толпе. Итак, Молоткова он тоже убить не мог. А эксперт-аналитик утверждает, что все убийства совершены одним и тем же человеком везде — и в Причерноморске, и в Ударном, и в Ялте.
– Тошка был у меня в гостях, — сказала Иветта. — и когда вы ему позвонили, он подорвался, будто на гвозди сел, и поскакал в переулок… Мы с ним не особо свои отношения скрывали, но и не афишировали, телячьими нежностями на работе не обменивались, томными взглядами не перебрасывались, встречались только на маминой квартире. Вы ведь уже знаете, что Вероника Малькова — моя мама? Они с отцом давно разошлись, но дружат; квартиру эту он ей подарил, а мама два года назад передала её мне.
– А зачем вам прятать свои отношения с капитаном Платовым? Вы оба не состоите в браке…
– А возраст? — фыркнула Иветта, отпивая остывший чай. — Пугачёву с Киркоровым сколько полоскали, помните? Ну, Алле с Филей это по барабану, они ведь суперстар. А я — следователь, Тошка — опер. И мне тридцать семь лет, а ему двадцать пять. У меня сыну 18 лет, а Тошка всего на 7 лет старше. В общем, не получится пока вот так же на шепоток, хихоньки, болтовню за спиной плевать. Полно же всяких идиотов, которые уверены, что знают, что правильно, а что нет на свете. А я, если кто-то мне в спину хоть раз фыркнет, мол, вон, та самая, что с пацаном спуталась, я ему просто в череп звездану. Я из-за Рейнмена на взводе, а если мне ещё и вслед ржать начнут… И Тошка обидчивый, тоже может морду начистить, если его или меня заденут. А у него в ГУВД полно завистников, которые капитана только к сорока годам получают, а другие вообще до пенсии в лейтенантах сидят. Конечно, они Тошку будут держать под колпаком, каждый промах караулить. Нефиг им такой подарок делать.