Суд Рейнмена
Шрифт:
– Лиза, спасибо, а вы смогли детально рассмотреть человека с ножом?
– Что там было разглядеть! Дождь шёл такой, что даже под фонарями всё размытым казалось. И я его видела несколько секунд, и то издалека. Ну… Он высокий. Одет во всё черное: штаны, куртка, на голове вроде капюшон. Быстрый такой, долговязый… А больше ничего не успела рассмотреть.
– Понятно. Он и раньше не «светился».
– А за что он их убил?
– Это серийный убийца, о котором писали в газетах.
– Тот самый, который Молоткова убил? Ой, а вдруг он меня в окне заметил? — испугавшись, Лиза стала похожа на Ольгу Сошникову в конце девятой серии «Мгновений».
– Вам опасаться нечего. Он не убивает свидетелей. Все его жертвы — люди, которые шумели, хулиганили или ещё как-то нарушали порядок. Мы уже знаем его специфику работы. Он избегает случайных жертв. И, что скорее всего, он вас и не видел. Он ведь стоял под фонарём, а возле вашего дома два фонаря разбиты.
– Это алкаши соревновались, кто на спор камнем в фонарь попадёт, — пояснила Лиза. — Ещё окно на третьем этаже разбили. Окно жильцы заменили, а фонари никому не нужны. Так он точно меня не тронет, Синдия Аркадьевна?
– Если вы не имеете привычки выпивать и безобразничать, то нет.
– Я вечерами лучше дома посижу, с книжкой. И я даже мысленно выругаться не могу. Противно, когда девчонка матерится: как будто лягушки изо рта выскакивают.
– Тогда вам уж точно бояться нечего, — заверила её, подумав, что Павлу, наверное, понравились бы и суждения Лизы, и её образная речь, Синдия.
– Девушка, почтовые конверты есть? — спросил, навалившись на прилавок и сшибая два путеводителя парень с глупым простоватым лицом.
– Нет, — покачала головой Лиза и обратилась к Синдии, когда парень отошёл:
– И так весь день. Специально хозяин сделал огромную надпись «Книги», а народ даже не читает. Конверты, тетради, альбомы для рисования, карточки пополнения счёта, ручки, фломастеры, пресса, видеофильмы, дискеты, диски, фотоплёнка, копирка, цветная бумага, скотч… Они думают, у меня тут супермаркет, что ли?
– Наверное, им кажется, что у вас может быть всё, что имеет отношение к бумаге.
Лиза в ответ рассмеялась, тоже совсем как «нордическая арийка» из первого отечественного сериала, и ответила:
– Мясо тоже имеет отношение к еде, но вы же не спрашиваете колбасу в кондитерской!
Тут Синдия не могла не рассмеяться в ответ. Лиза оказалась девушкой неглупой и острой на язык.
– Девушка, простите, ленты для пишущих машинок есть? — сунулся в палатку сутулый лохматый мужчина в бифокальных очках.
– А газету «Спид-инфо» дайте! — пропищал мальчик лет десяти.
– Нет! — в один голос ответили Лиза и Синдия, — журналы только детские, — добавила Лиза уже сама. Когда мужчина и мальчик отошли, Лиза обернулась к Синдии, собираясь спросить: «Ну, как?».
«Да уж, тяжёлый случай!» — хотела ответить Синдия, но тут фыркнула и рассмеялась в голос.
Тут же засмеялась и Лиза, и сейчас стала как никогда похожа на Ольгу Сошникову в роли «нордической арийки» и резюмировала:
– И так весь день. Сто раз приходится объяснять, что у меня только книги, путеводители, карты Крыма, Региона и города и детские журналы!
– Завидую вашему долготерпению. Честно говоря, я бы уже на пятьдесят первый вопрос о лентах для машинок или газете «Спид-инфо» ответила бы книгой по голове.
– А книга разве виновата?
– Верно. Книгу жалко. Да кстати, раз уж я отняла у вас время… Я как раз собиралась прикупить себе книг для чтения на досуге, — Синдия достала кошелёк. — Сейчас я отберу у вас на прилавке то, что хочу купить, и вы мне посчитайте, сколько я должна.
Отобрав несколько детективов и «Ужастиков», Синдия расплатилась с Лизой, уложила покупки в любезно предложенный девушкой пакет с эмблемой магазина «Книжные дворы» и на прощание со смехом предложила продавщице:
– Лиза, если вас уж очень допекут вопросами о конвертах и лентах, то звоните мне, я оплачу самую увесистую книгу из вашего ассортимента, и вы сможете отвести душу, треснув надоедалу по лбу!
– Непременно! — подхватила шутливый тон Лиза, и обе рассмеялись.
Пока охранник у дома загонял в гараж БМВ, Синдия прищурилась на зеркальные окна, под вечерним солнцем играющие так, что резало глаза. Да, вот оно, окно кухни Павла. Оно выходит на запад. А окно спальни Лизы смотрит на восток; беседуя с Иветтой, девушка пожаловалась, что часто долго не может заснуть из-за выходящих из бара подгулявших посетителей, а на рассвете её часто будит солнце. И ветер этой ночью был восточный, так что в открытое окно Лизиной спальни действительно попадали дождевые струи. А вот кухню Павла дождь залить не мог даже при открытом настежь окне. Но, тем не менее, Павел не сразу ответил на её звонок и сослался на воду в кухне, которую пришлось собирать из-за открытого окна и ливня. При этом, судя по голосу, Павел сильно запыхался и был взвинчен. Но из-за чего? И он жаловался ей, что вымок и замёрз, и это звучало вполне искренне. Услышав об убийстве на улице Папанина, Павел предположил, что Синдия может зайти за ним и сделал всё, чтобы она этого не захотела. Он не хотел впускать её в квартиру. Он хотел что-то утаить от неё. Поначалу ее кольнула мысль, что у Павла может быть девушка. «А что? — с вздохом подумала Синдия, бросив на себя взгляд в зеркало. — Выгляжу я, конечно, неплохо для своих лет. Но вдруг молодому сильному парню нужно больше, чем могу дать я, и он решил скрасить себе одинокий ночлег, позвонив по какому-нибудь из объявлений в «Желтом фонаре»?»
Ах, тысяча чертей! Как же она раньше не заподозрила? Почему она, занимаясь делом Рейнмена, ни разу не подумала о Павле, как о возможном фигуранте?
Потому, что он не скрывал от неё своей ненависти к шпане, не старался казаться обычным человеком, как большинство серийных убийц, которых в повседневной жизни считали зачастую милейшими людьми. Казалось, Павлу Уланову скрывать нечего. Оказалось, что есть какая-то тайна.
Вот почему Рейнмен бежал не к улице Папанина, где бы мог затеряться в центре, а в тупик — он знал, что там есть человек, у которого можно пересидеть тревогу.