Судьба ведет
Шрифт:
– Вы Пономаревых спрашивали?
– спросила она неожиданно высоким голосом.
– Да, - шагнул к старушке Альгис с такой стремительностью, что напугал ее, и она проворно юркнула в свою щелку и захлопнула дверь.
Альгис понял свою ошибку, тихо подошел к двери и спокойным голосом сказал:
– Извините, что я Вас напугал. Вы что-то знаете о Пономаревых?
Опять заскрипел замок, наверно, такой же старый, как и сама хозяйка, дверь тихонько приоткрылась, и показалась уже знакомая голова.
– Жили тут Пономаревы. Акурат в этой самой
– А где они?
– Так дочка, как институт закончила, так и уехала, куды послали. А мать ее через год и скончалась.
– От чего?
– машинально спросил Альгис.
– Так от инфаркту, одной ноченькой, даже скорая не успела. Она ко мне поскреблась, тогда телефон только у меня был, попросила скорую вызвать, а сама, аж, черная вся. Скорая-то приехала быстро, но она все равно уже померла. Как в прихожей упала, так и померла.
– Она ведь еще молодая была?
– какое-то черное предчувствие зашевелилось в душе Альгиса, и он решил вытянуть из старушки все, что она знает.
– От чего же инфаркт случился?
– Да говорили, на работе какие-то неприятности были, вроде как ее главный инженер в воровстве обвинил, она ведь складами заведовала. Но потом все нашли, зря, значиться, обвинял. Да только поздно уж было - она померла.
У Альгиса сжались кулаки, но он сдержался и все таким же спокойным участливым голосом спросил:
– А дочка ее на похороны приезжала?
– Ритка-то? А как же. Да чуть не опоздала, она далеко гдей-то жила, прибежала с вокзала, когда уж мать выносили. Плакала, убивалась. Ритка, девка хорошая, серьезная, да только отобрали у нее квартиру эту. Говорили, по закону не положено, раз уехала. А вот Федор Палыч, в пятнадцатой у нас жил, тот говорил, можно было и оставить за ней квартиру-то, она, по этому, по определению...
– ...распределению, - поправил ее Альгис.
– Да-да, по распределению уехала, не по собственной воле. Говорил, можно было даже и работу ей на заводе дать по профессии ее. Но...
– развела руками старушка, к этому времени уже совсем вышедшая на площадку, - правление так решило. Потом эту квартиру одной шалаве дали. Ох, и досталось нам с ней! Весь подъезд от нее страдал: пьянки-гулянки чуть не кажной день. И слово ей не скажи - любовницей самого главного инженера была. Так, вот, сынок. А ты кого из них ищешь-то, Ритку, небось?
– Ее, мать.
– А кто ей будешь?
– Был женихом...
– Вот как. Не знаю я, где она сейчас проживает, не знаю. Может подруги знают, подруг ее спроси.
– А были у нее в доме подруги?
– Была одна, Любка, из двадцать шестой, да только тоже уехала. Постой-ка, она, когда мать похоронила, вещички раздавать стала, ей их везти некуда было, в общежитии жила. Взяла только чемодан один: фотокарточки, книжки там, еще что-то по мелочи. Много нашим с дома раздала, кто что взял, а больше всего знакомой отдала. Щас вспомню... То ли Даша, то ли Дуня... Вот ведь вылетело...
– Дуся?
– Дуся, Дуся, точно.
– А Вы не знаете,
– осторожно спросил Альгис, боясь расплескать последнюю надежду.
– Почему жила? Все там и живет. Я ее часто коло магазина встречаю. Вот, кажись, вчерась и видела. У ней пенсия-то маленькая, так она в магазине уборщицей и подрабатывает. А живет... Адреса не скажу, не знаю, а как найти объясню. Тут рядом.
– Какая у Вас замечательная память!
– не сдержал радости Альгис.
– Да какая уж память. Порой очки по пол дня ищу, куда задевала, но те времена еще помню, не забыла. Этими воспоминаниями и живу. Так объяснять тебе адрес-то?
– Да, конечно.
– Я ведь, откудова знаю. Сын мой, он акурат и помогал Ритке вещи к ней таскать, а потом как-то мне показал: письмо Ритке пришло, а она еще у ней, у Дуси, жила, ну, я и отнесла. Это вот, как из подъезда выйдешь, напротив, на той стороне улицы два дома, двухэтажные, стоят, ты меж ними пройди, упрешься в другой такой же дом, а вот за ним снова два, навроде, как вокруг одного четыре дома стоят. Так вот, как до тех дальних дойдешь, сворачивай в левый дом. Там домишки старые с одним подъездом, все грозятся сломать, дак надо людям квартиры давать, а квартир нынче не строют, так все и живут - дыры латают. Так вот, ты в подъезд войдешь и прямехонько в ее дверь и упрешься. Понял?
– Все понял. Как Вас зовут?
– Александра Семеновна, - недоуменно ответила старушка.
– Александра Семеновна, огромное Вам спасибо за Вашу душу отзывчивую, за Вашу память замечательную, за то, что времени своего на меня не пожалели. Спасибо!
– Так, пожалуста, я всегда рада чем-то помочь людям, ежели могу, - смущенно залепетала старушка, и на глаза ее навернулись слезы.
– Можно я Вас поцелую?
– спросил Альгис.
Старушка захихикала и подставила Альгису свою морщинистую щеку. Альгис наклонился, приобнял ее и громко, но аккуратно, чмокнул.
– Еще раз спасибо Вам, Александра Семеновна, здоровья Вам крепкого и жить подольше, чтоб таким, как я, потерявшимся, помогать. До свидания, - и он побежал вниз.
– Беги, беги уж, - растроганно утирая слезы, проговорила ему в след Александра Семеновна.
– Может, и сыщешь свою невесту.
А Альгис уже выскочил из подъезда и почти бегом устремился через дорогу на другую сторону улицы. Возле дороги его попыталась остановить компания подгулявших подростков.
– Мужик, дай закурить.
Но Альгис, не останавливаясь, одним жестом раздвинул толпу хулиганов и, не сбавляя шага, прошел дальше, бросив через плечо:
– Курить вредно.
Вслед ему раздался свист и матерная брань. В другой раз он бы остановился и поучил их литературному русскому языку, но сейчас ему было не до них. Его никто не преследовал, и вскоре он уже стоял перед старенькой обшарпанной дверью без звонка. Он постучал. За дверью не было слышно ни звука. Он постучал еще раз. И сразу услышал еще крепкий низковатый голос Дуси: