Суглоб
Шрифт:
Оттого и не знает, что не знакомится. Да разве это труд, в моем-то возрасте?… совсем, напротив… и поперек… дело должно быть сделано, всякое дело… вот, пришла в голову мысль – и, следом, дело… а как же? как же иначе? По-другому выходит малодушие и никчемность.
Несколько сумбурно, но, по сути, верно.
Сомнения не могут не быть сумбурными, на то они и сомнения.
И нечего себя уничижать.
Нечего
Нечего себя уничижать.
Так и до суда Линча недалеко, подумалось Андрею Сергеевичу.
При чем здесь суд Линча?
Вот при чем здесь суд Линча?!
Привязался суд Линча, черт знает, что такое!
Да, много времени потребуется, прежде чем мы по-настоящему полюбим Америку. Любой, даже самый никчемный американец на моем месте уже давно бы сходил и вернулся. И еще раз сходил, и еще раз вернулся. А я что же? Нечто я хуже?
А случись что?
А что может случиться?
Да все что угодно
Окончательно отринув сомнения, покачиваясь на механических волнах, Андрей Сергеевич боком перемещается в коридор, и… ловит себя на том, что улыбается.
Беспричинно!
Ах ты, Господи! Вот, опять привязалось. Вот она, фальшь, гадость, размышляет он, живет и здравствует.
И что за чрезвычайное событие? Вышел в коридор.
Опасность? Изумление?
Нет
Нет никаких причин для волнения, а неприятная, чужеродная, глупейшая, улыбка тут как тут.
Беда.
Усилием воли Благово уничтожает на своем лице приметы малодушия и отправляется в левое крыло вагона.
Когда нет ясности, субъект, как правило, направляется влево, приходит в голову Андрея Сергеевича.
Нужно запомнить и по возвращении записать.
Не забыть бы.
С чего начать? С туалета или проводницы? Проводница, по моему разумению, должна находиться справа.
Вот, откуда такие мысли? Точно всю жизнь только и делал, что путешествовал на поездах.
Проверим.
Наш герой делает шаг, другой. Невольно поворачивает голову и в дверном проеме по соседству видит веретенообразного старца с двумя пустыми стаканами и двумя же колодами карт на
При виде Андрея Сергеевича старец тотчас зашевелил губами, руками принялся описывать в воздухе кольца, точно давно поджидал его. Притом, что и губы и руки старца оставались неподвижными.
Так и есть веретено, подумалось нашему путешественнику.
– Входите, входите, мамочка-любочка, – звуки издаваемые Веретеном были протяжными и скрипучими точно жернова мельницы.
Пожалуй, он еще старше, чем выглядит, подумалось нашему путешественнику.
Пожалуй, таких необыкновенных старцев больше и нет на свете, подумалось нашему путешественнику.
Не знак ли это?
Пожалуй, что здесь сокрыта опасность и вред, подумалось нашему путешественнику.
И зачем я повернул голову? Любопытство губительно, черт… что там сказывали про Варвару? Ей, кажется, прищемили нос?
– Опасаетесь? – выстрелил и сразу же победил Андрея Сергеевича старик, – Чего? Ах, вот оно что – карты. Так это – не то, что вы подумали. Это – совсем другое.
Благово, истово крестясь про себя, прокрался к неприбранной полке против старца, попытался присесть, но обнаружил в ворохе железнодорожного белья нечто живое, что очень испугало его и вызвало смех Веретена.
– Это так, это… не смущайтесь. Он без чувств от водки. Спит всю дорогу, проснется, выпьет чуть-чуть, и снова – в сон. Вы подвиньте его и садитесь. Он худенький. Его почти что нет уже.
– Нехорошо это.
– Хорошо, хорошо. Его познабливает, а вы его согреете. Доброе дело сделаете.
Что-то неодолимо властное содержалось в трескучем голосе Веретена. Его хотелось слушаться. Даже не так. Сопротивляться ему не было никакой возможности.
Андрей Сергеевич подвинул спящего, показавшегося ему совсем легким, как будто это был и не человек совсем, а скрученное одеяло, и уселся.
– Вот и славно, – воссиял старик, – одному ехать совсем неплохо, но, случается, хочется собеседника. Знаете, разные мысли приходят, хочется поделиться. Вот вы все на карты смотрите, мамочка-любочка. Сами-то – не игрок?
– Нет, я карт не знаю.
– Есть такая старинная игра, пикет, как раз на две колоды… Шучу я. Какой вы, однако, пугливый, мамочка-любочка. Наверное, редко путешествуете.
– У меня нет денег, – вырвалось у Благово.
– Говорю же, шучу. Вот когда бы вы чаще в поездах гостили, научились бы разбираться в людях. Игрока – сразу видно. Ну, ничего, у вас все впереди.
– Я шел…
– Успеете. Вы все успеете. Может быть, вам неприятно мое общество?…
– Нет, нет, напротив…