Сварогов
Шрифт:
И серьезный претендент,
В их толпе был Серж Никитин,
Музыкальный рецензент.
Рядом с ним, еще робея,
Был Ордынцев, юный граф.
Их отметила Цирцея,
В жертвы новые избрав.
VIII
Был еще поклонник тайный
И действительный глупец,
Селадон необычайный,
Департаментский делец.
Но теперь в салоне дивы
Двое их: Никитин
И Ордынцев молчаливый, --
Pur et simple, comme une vierge.
Серж был впрямь великолепен
В черепаховом пенсне.
Ах, сюжет такой сам Репин
Не увидит и во сне!
В кресле развалясь небрежно,
Куафёров идеал,
Бороду рукою нежной
Он эффектно расправлял.
IX
Право, стоит в этой позе
Набросать его портрет.
Он судил о Берлиозе,
Вагнерист был в цвете лет.
Между музыкой старинной
И ученьем новых школ --
Термин немцев -- мост ослиный,
"Eselsbrьcke" он провел.
Он не чужд речитатива,
Он немножко мелодист,
Симфонически красиво
Он писал, -- газетный Лист.
Пусть смотрел он и в Шопены,
Но лишь музыкою фраз
Он в печати, в мире сцены
Был влиятелен у нас.
X
Юный граф в другом был стиле
Тонкий, бледный силуэт.
Все черты лица хранили
Вырожденья явный след.
С правильным, красивым носом,
С черным очерком бровей,
Был он чуть не альбиносом, --
Этот маленький Арей.
Томик декадентских песен
Издал он недавно в свет.
Но совсем неинтересен
Был, как воин и поэт.
Он имел плохие средства.
Только титулом богат.
Но на днях мильон наследства
Юный ждал аристократ.
XI
В ожидании Цирцеи,
Совершавшей туалет,
Серж высказывал идеи,
И внимал ему поэт.
– - Граф! В любви я физиолог!
Серж сказал, - я фразы враг.
Верьте, опыт мой был долог...
– - Неужели это так?
Граф спросил.
– - Влюбленных грезы
В сердце, я не буду груб,
Расцветают, вроде розы,
После поцелуя губ.
– - Но любовь метафизична!..
– - И воздушна? Как взглянуть!
Если рассуждать практично,
То лишь в физике вся суть!
А Мадонна, Форнарина,
Беатриче?
– - Старый вздор!
По теории Дарвина
Страсть есть половой подбор.
Женщины мне не в новинку
И понятны, как врачу.
По духам ее блондинку
От брюнетки отличу.
Впрочем, если уж хотите,
Воздадим любви мы честь:
В страсти так же, как в сюите,
Мелодичность чувства есть!
– -
Серж с величьем Голиафа
Улыбнулся свысока.
Как соперника, он графа
Недолюбливал слегка.
XIII
Наконец веселым звоном
Огласился зал, и в дверь
Вышла в ткани дивной, тонкой
Дева, Гелиоса дщерь.
С Одиссеею согласно,
Ах, была облечена
Сей божественно прекрасной
Тканью тонкою она,
Тканью, что из рук выходит
Лишь богинь бессмертных, но --
Эти ткани производит
Суетный Париж давно.
И бессмертные богини,
Корифейки наших сцен,
Их заказывают ныне
Просто у madame Пакэн.
XIV
Подсознательно рифмуя
Valenciennes, Пакэн и трэн,
Как Цирцею опишу я?
Черт возьми, зову Камен!
Bcе сравненья были б плоски...
Был богини профиль строг,
А по греческой прическе
Кто б узнать ее не мог?
Чары... Как нам без ошибки
Указать, где чары те?
В позе, в голосе, в улыбке,
Или скрыты в декольте, --
Под божественной накидкой
Цвета сливок и зари,
Под жемчужной тонкой ниткой,
В кружевах и poudre de riz?
ХV
Стан богини стройно-гибкий
Был скульптуры идеал,
И, полуоткрыт улыбкой,
Рот был символично мал.
Вас, философы, спрошу я,
Что прелестней женских губ,
Созданных для поцелуя,
Если б даже был он груб,
Дерзко-крепок, слишком долог.
Даже не один, -- а тьма!
Каждый строгий феминолог
Ценит поцелуй весьма.
Бесконечное в моментом
Тут слилось, и познаем
Тайну мы экспериментом,
Строгим опыта путем.
XVI
– - Ах, друзья мои, простите!
Ждать заставила я вас!
– -