Сварогов
Шрифт:
Дмитрий знак рукою дал.
Ряд татар близ павильона
На скамейке заседал.
В галунах, в рубашках алых,
В серебре их кушаков,
Там, прославленный в нахалах,
Был синклит проводников.
Там, блистая туалетом,
Вся плеяда их была:
Сулейман, Асан с Аметом,
Мустафа и Хай-Була.
XXIX
Лица вам знакомы эти,
Знаменитых ряд персон.
Шел Асан в наш павильон.
– - Лошадь мне! А наше дело?
–
Рек Сварогов, - разузнал?
– - Нет-с! Она в коляску села.
– - Вот досада! Генерал!
Я сейчас иду с Асаном
И оденусь в пять минут.
Ты на ком?
– - Я на буланом!
– -
– - Жди меня!
– - Я буду тут!
– -
Жил в гостинице "Россия"
Дмитрий, где наверно вы,
Ялту посетив впервые,
Жили, странник мой с Невы.
XXX
Осенью, в сезон купаний
Ялта - преопасный град.
Там рождает рой желаний
Спелый, сочный виноград.
Сок его сравню с Нарзаном,
И сверкают, горячи,
В грозди золотом и пьяном
Солнца томного лучи.
Ах, давно, в былые годы,
Виноград был мой кумир --
В нем эссенция природы,
Жизни светлый эликсир.
Изумрудом, аметистом
И рубином он горит,
И, налитый соком чистым,
Бесподобен гроздьев вид!
XXXI
Это Вакха дар блаженный,
Крыма спелый виноград,
И вакханки несомненно
Кисти нежные едят.
Гроздьев полная корзина
На столе... склонясь над ней,
С кистью сочного рубина
Алый ротик, -- что милей
Юга солнце золотое.
Крым, вакханки, виноград,
В вашу честь "Эван! Эвоэ!"
Я всегда кричать был рад!
Ароматных ягод ветки
Там висят над головой,
И таинственны беседки,
Заплетенные лозой,
XXXII
Конь лихой и благородный
Подан Дмитрию меж тем.
Дмитрий ездил превосходно,
Джигитуя, как Ахтем*.
Пусть берейтор, к школе падкий,
Ездит, выпятивши грудь,
Он татарскою посадкой
Иногда любил блеснуть.
Иноходцев крымских ходы
Знал он: шлап, джибэ, аян,
И чрез горы переходы
Делал в сумрак и туман.
Сотня верст -- ему не диво,
Он умел владеть уздой
И в седле сидел красиво.
Тешась бешеной ездой.
_____________
*)
ХХХIII
Конь его, породы славной
Суимбайских кобылиц,
Породил в Крыму недавно
Былей тьму и небылиц.
Сильный, злобный и лукавый
Он наездника убил,
И историей кровавой
Знаменит красавец был.
С этих пор на нем езжали
Только Дмитрий и Асан.
Кто другой рискнет едва ли.
В блеске чепрака, стремян, -
Подвели его татары,
И, кусая сталь удил,
Длинногривый, темнокарый,
Он храпел и землю рыл.
XXXIV
В шапочке Бахчисарая
И с нагайкой, у крыльца,
Позументами сверкая,
Дмитрий сел на жеребца.
Из-под бархата наряда,
Широко с локтей упав,
Шелком вышитый в два ряда,
Белый свесился рукав.
В серебре кушак наборный,
Складки черных шаровар, --
Это был наряд узорный
Горских всадников татар.
Не был принят, как черкеска,
Для езды он верховой.
И Мизинчиковым резко
Критикован с Дуриной*.
______________
*) См. строфу из "Евгения Онегина":
"Носил он русскую рубашку
Платок шелковый кушаком,
Армяк татарский нараспашку
И шапку с белым козырьком.
Но только сим нарядом чудным,
Безнравственным и безрассудным,
Была не мало смущена
Его соседка, Дурина,
А с ней Мизинчиков..."
XXXV
– - Ну зачем ты злишь их, право?
Твой наряд, конечно, вздор
И невинная забава,
Все ж он произвел фурор!
– -
Говорил Будищев, шпоря
В строгом трензеле коня.
– - В сплетнях я не вижу горя!
–