Свечи на ветру
Шрифт:
Я сжал в руке уцелевшую бутылку, подошел к могиле бабушки и сказал:
— На кладбище без шапки нельзя.
Мужчина обернулся, бросился ко мне и обнял. Я сжимал изо всех сил бутылку и диву давался, какое крепкое у нее стекло.
— Боже, как ты вырос, — прошептал мужчина.
— Я принесу шапку, — сказал я. — Грех стоять над могилой без шапки.
— Ерунда, — снова прошептал мужчина. — А где дед? Я не нашел его могилы.
— Дед в богадельне, — сказал я. — Он хотел попасть к тебе в тюрьму. Вот
— Напрасно, — сказал мужчина.
— А мы с бабушкой возили в тюрьму гуся. Но он протух, — сказал я.
— Давно она умерла? — спросил мужчина и покосился на надгробие.
— Скоро будет два года, — ответил я. — Она хотела тебе плюнуть в глаза. Но ты ей не верь.
— Я и не верю, — сказал мужчина.
— Иосиф идет, — сказал я. — Он обидится, когда увидит тебя без шапки.
Могильщик шел по кладбищу, и его помытая деревяшка, как магнит, притягивала опавшие мокрые листья, которые лепились к ней, словно к огромной, осиротевшей под осень, ветке.
До глубокой ночи Иосиф рассказывал моему отцу Саулу о нашем житье-бытье, о моих невероятных способностях, показывал скрипку, подаренную женой Иохельсона, хвастался бричкой и новой лошадью, перечислял всех мертвых, почивших в бозе за то время, пока моего отца Саула не было в местечке. Мой отец Саул слушал могильщика, как и подобает гостю, с почтительной покорностью, позевывая в заросший рыжей щетиной кулак и поглядывая на меня, своего невероятно способного сына.
— Если бы не амнистия, два года мне бы еще куковать, — сказал мой отец Саул.
Наконец Иосиф постелил на полу свой кожух, растянулся и замолк, а мы разместились на широкой и жесткой кровати — я у стены, а мой отец Саул с краю.
За окном завывал ветер, пробирался через щели в хату и продувал ее насквозь, как дудку. Мой отец Саул обнял меня за плечи и уснул, а я лежал и думал о нем, о ветре, о могильщике и самоубийце Рапопорте.
— Спи, — раздался в темноте бас могильщика.
— А вы почему не спите? — прошептал я.
— Я думаю, — сказал мой опекун.
— О чем?
— О тебе… О себе… — глухо произнес Иосиф. — Я умру, когда вы уйдете.
— Никуда мы не уйдем, — снова прошептал я, прислушиваясь к храпу моего отца Саула. Неужели он за десять лет не мог выспаться!
— Спи, — приказал Иосиф. — Мы еще своей болтовней разбудим твоего отца.
— А он действительно мой отец?
— Действительно. Действительно.
Если он мой отец, размышлял я, почему он храпит?
За окном на дереве закаркала первая ворона.
— Уже утро, — сказал Иосиф.
Мой отец Саул даже не шелохнулся. Он не слышал, как закаркала первая ворона, как с полу тяжело поднялся могильщик и запрыгал на одной ноге.
— У меня к тебе, Даниил, просьба. Обещай, что ты ее выполнишь.
— Обещаю.
— Если я умру, похороните культю рядом
На кровати заворочался мой отец Саул. Он открыл глаза, огляделся и сказал:
— Приятно проснуться на свободе.
Я слил ему во дворе из ведра воду, и он умылся.
— Чем ты собираешься заняться, Саул? — поинтересовался могильщик.
— Не знаю.
— Не мешало бы забрать старика из богадельни, — «казал Иосиф.
— Не мешало бы, — сказал мой отец Саул.
— А как же… беженцы? — спросил я. — Не выгонишь же их на улицу.
Перед самой поездкой моего отца Саула в город к нам на кладбище пожаловал столяр Стасис. Он вернулся из тюрьмы еще летом, и я не раз встречал его на реке с Пранасом, когда водил лошадь на водопой, или возле мебельной фабрики. Столяр Стасис вызвал моего отца Саула из хаты, и они долго о чем-то шептались под окнами.
— Видишь ли, Стасис, я хотел съездить к своему старику в богадельню, — сказал мой отец Саул.
— Пока время терпит. Съезди, — сказал столяр Стасис.
— Я думал забрать его оттуда, — произнес мой отец Саул. — Теперь придется повременить.
— Ничего не поделаешь, — пробурчал столяр Стасис. — Всем нам приходится чем-то жертвовать. До понедельника я должен товарищам дать ответ.
— Я согласен, — сказал мой отец Саул.
— Пока подготовят документы, пока то да се, пройдет месяц, — сказал столяр Стасис.
И они расстались.
Я не понимал, о какой жертве они говорят, но в одном почти не сомневался: мой отец Саул не поедет в город. Я так ему и сказал:
— Ты не поедешь к деду?
— Поедем вместе, — ответил он, но в его голосе не было радости.
Дом для престарелых стоял в старом парке, неподалеку от города. В засоренном листьями и объедками пруду отражались облупившиеся стены и крыша с высокой кирпичной трубой, из которой валили черные клубы дыма.
Мой отец Саул разыскал смотрителя богадельни, сухопарого верткого человечка в пенсне и бархатной ермолке, и спросил у него, как найти Рахмиэла Клейнаса, здешнего постояльца.
— Рахмиэл Клейнас? — человечек снял пенсне и уставился на моего отца Саула. — А вы, собственно, кем ему приходитесь?
— Я его сын, — ответил мой отец Саул.
— Рахмиэл Клейнас три дня тому назад пропал без вести.
— Пропал без вести?
— Да, — пригорюнился смотритель богадельни. — Мы даже были вынуждены сообщить в полицию.
— Человек — не иголка, — заволновался мой отец Саул. — Он не может исчезнуть бесследно.
— Будем уповать на господа нашего, — сказал человечек. — Ваш папаша жил в одной комнате с таким Ициком, пожарником. Может, он вам о нем расскажет поподробнее. Если угодно, я вас к нему провожу.