Свет с Востока
Шрифт:
А как приходилось выживать Пушкину?
* * *
Поэт! Не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной [...].
(Пушкин, 1830)
«Никогда я не проповедывал ни возмущений, ни революции — напротив. Как бы то ни было, я желал бы вполне и искренно помириться с правительством» (Пушкин— А.А.Дельвигу в феврале 1826 года).
«Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу [...]. Я [...] не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости» (Пушкин— В.А.Жуковскому 7 марта 1826 года).
«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадлежать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них. 10-го класса Александр Пушкин, 11 мая 1826 г.»
«Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все
256
Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ
похабные ходят под именем Баркова» (Пушкин — П.А.Вяземскому 10 июля 1826 года).
«Пушкин, после свидания со мной, говорил в английском клубе с восторгом о Вашем Величестве и заставил лиц, обедавших с ним, пить здоровье Вашего Величества. Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно» (А.X. Бенкендорф — Николаю 112 июля 1827 года).
Донесения А.X.Бенкендорфу от М.Я. фон Фока в октябре 1827 года: «Пушкин ведет себя весьма благоразумно в отношении политическом».
«Недавно был литературный обед, где шампанское и венгерское вино пробудили во всех искренность... Пушкин сказал: «меня должно прозвать или Николаем или Николаевичем, ибо без него я бы не жил. Он дал мне жизнь и что гораздо более — свободу: виват!»
Когда-то в Кишиневе, Одессе юный поэт «любил сравнивать себя с Овидием, любил, когда хвалили его сочинения и прочитывали ему из них стих-два» (И.П.Липранди). А сейчас, в конце двадцатых годов... «Пушкин соображал свое обхождение не с личностью человека, а с положением его в свете, и потому-то признавал своим собратом самого ничтожного барича и оскорблялся, когда в обществе встречали его как писателя, а не как аристократа [...]. Увлекшись в вихрь светской жизни, которую всегда любил он, Пушкин почти стыдился звания писателя».
Пушкинское стихотворение 1828 года:
Друзьям
Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю.
Его я просто полюбил: Он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он оживил Войной, надеждою, трудами.
Барков и Пушкин
257
О нет, хоть юность в нем кипит, Но не жесток в нем дух державный: Тому, кого карает явно, Он втайне милости творит.
Текла в изганьи жизнь моя, Влачил я с милыми разлуку, Но он мне царственную руку Подал — и с вами снова я.
Во мне почтил он вдохновенье, Освободил он мысль мою, И я ль, в сердечном умиленьи, Его хвалой не воспою?
Сам Николай Первый начертал после прочтения этих строк: «это можно распространять, но нельзя печатать».
Картину похвального поведения «нового Пушкина» дополняют его доверительные письма шефу жандармов А. X. Бенкендорфу:
«Я чувствую, насколько положение мое было ложно и поведение — легкомысленно. Мысль, что это можно приписать другим мотивам, была бы для меня невыносима. Я предпочитаю подвергнуться самой строгой немилости, чем показаться неблагодарным в глазах того, кому обязан всем, для кого я готов пожертвовать своим существованием» (Пушкин, 10 ноября 1829 года).
«Если же сей поры я не подвергся какой-нибудь немилости, то я этим обязан не сознанию своих прав, своей обязанности, а единственно вашему личному благоволению» (Пушкин, 24 марта 1830 года).
Литератор Н.А.Мельгунов писал собрату по занятиям С.П.Шевыреву 21 декабря 1831 года: «Теперешний Пушкин есть человек, остановившийся на половине своего поприща, и который вместо того, чтобы смотреть прямо в лицо Аполлону, оглядывается по сторонам и ищет других божеств для принесения им в жертву своего дара. Упал, упал Пушкин».
«Упавшей литературной репутацией была в середине 30-х годов репутация Пушкина» (В.Каверин. «Барон Брамбеус: история Осипа Сенковского»).
258
Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ
«Не ревность мучила Пушкина, а до глубины души пораженное самолюбие» — писал П.П.Вяземский, сын давних друзей поэта П.А. и В.Ф.Вяземских.
«Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской [= Евпраксией Николаевной Вульф, тригорской знакомой. — Т.Ш.] в театре, Пушкин сам сообщил ей о своем намерении искать смерти. [...] Она напомнила ему о детях его. — «Ничего, — раздражительно отвечал он — император, которому известно все мое дело, обещал мне взять их под свое покровительство» (М.И.Семевский со слов баронессы Е.Н.Вревской).
В.Г.Белинский: «творчество Пушкина 30-х годов — закат блестящего таланта».
[Предсмертные слова Пушкина, обращенные к Жуковскому:] «скажи государю, что я желаю ему долгого царствования, что я желаю ему счастия в его сыне, что я желаю ему счастия в его России». (В.А.Жуковский — С.Л.Пушкину).
«1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочерям по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступлении в службу. 5. Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.» (записка Николая I о милостях семье Пушкина).
«Пушкин и Жуковский — соавторы гимна «Боже, царя храни», (энциклопедия Брокгауза-Ефрона).
«Ты царь: живи один». «Ты сам свой высший суд» — говорит Пушкин в стихотворении 1830 года «Поэту».
* * *
Воспоминания сына друзей Павла Вяземского о том, как его, 16-летнего подростка, Пушкин уже незадолго до своей смерти «наставлял по Баркову»:
«В 1836 г., осенью, я как-то ехал с Каменного острова в коляске с А.С.Пушкиным. На Троицком мосту мы встретились с одним незнакомым господином, с которым Пушкин дружески раскланялся. Я спросил имя господина.