Светоч русской земли
Шрифт:
В голове шумело, и качалась земля. В Кракове! И отец ещё ничегошеньки не знает о нём! Уберегут ли? Зачем в ляшскую землю везут? Вот о чём думалось ему теперь, когда он стоял во дворе, раскачиваясь и ощущая на лице тёплый ветер, какого, кажется, никогда не бывает на Руси в середине зимы!
За ним пришли и повели снова к пиршественному столу, заложником чьих-то чужих интересов. Вдруг захотелось заплакать. Ну, зачем он бежал из Орды? Чтобы ехать через горы в чужую землю, в их Краков, когда ему надо в другую сторону, домой!
Вечером он лежал, утонув в перинах, и словно плыл по воздуху, отделяясь от своего тела. Лежал, летел ли, глядя, как Данило Феофаныч снимал верхние порты, кряхтел и в исподнем молился.
– Спишь?
– спросил боярин.
–
– ответил Василий.
– Помолился на ночь?
– спросил старик.
– Помолился, дедо!
"Дедо" само выговорилось у него. Сказал и замер, но старик не удивил обращению, и это ободрило.
– Дедо! А почто везут в ляшскую землю?
– Не волен он в себе покудова, Пётр-от, не осильнел! Его воеводству-то без году неделя, второй он тут альбо третий. И мать, слышно, - римской веры.
– Это - та старуха строгая?
– Она, Мушата! При седатом сыне всё ищо правит... Вера тут у них наша, православная. Митрополию никак Филофей Коккин создавал. Ето во времена дедушки было.
– Владыки Алексия?
– Его. Друзья были с Филофеем! Ну, так вот, а теперь прикинь, с юга турки, вера у них Мехметова. Болгар-то уже сокрушили, почитай. Сербы устоят ли, нет - невесть! Храбры, ратиться умеют, да князя ихнего, теперешнего, Лазаря, не все володетели слушают! А с востока - татары, там - литва, да и те же угры. Тут к кому ни то, а прислониться нать! И наехал княжич убеглый из Русской земли. Как быть? Не рассорить бы с Ордой! Хочет с себя свалить: пущай, мол, иные решают! Почто в ляшскую землю везут - не ведаю! Круль ихний, Людовик, померши. А так-то рещи: у батюшки твово полного мира с Ягайлой нет, дак, может, потому... Али католики што надумали? Чаю, и свадьбу эту ихнюю затеяли, чтобы католикам церкву православную под себя забрать! Ядвига-то, бают, иного любит, и жених есть у неё молоденький, да вишь... А Литву ноне в латынскую веру будут крестить!
– И русичей?
– Мыслят, вестимо, и русичей...
– подумав, сказал Данило.
– Наша-то вера - правее римской! Там папы да антипапы, вишь, роскошества разные, соблазн! Яко короли, воюют меж собой.
– А скажи!
– спросил Василий.
– Ведь батюшка хотел за Ягайлу нашу Соню выдать!
Как же теперь?
– Да так!
– ответил Данило Феофаныч.
– Никак... Иного жениха найдут, може, и из близких краёв. На чужбину ить - как в могилу... Иной свет, и всё иное там! Рыцари, да танцы, да шуты-скоморохи... Станут глядеть, судить, кому как поклон воздала, кому не так руку подала... да и веру менять - ето не дело! Спи; княжич! Дорога - дальня у нас!
И затихли все. И в тишине было слышно, как течёт время.
– Дедо, не спишь?
– спросил Василий.
– Что тебе, сынок?
– ответил боярин.
– А я им - зачем?
Тьма молчала. Наконец, отозвалась голосом Данилы:
– Не ведаю и того. Ты ведь - наследник престола! Все они ноне - разодравши тут... Был бы жив Любарт Гедиминич, сговорили бы с им... А - померши! Были люди! Великие были короли! Што в Литве, хошь и Ольгерд, нам-то ево добрым словом не помянуть, а для своих великий был князь, глава! Вишь, сколько земель под себя забрал, и держал, и боронил, и с братьей своей в одно жили! И в Польше был король, Казимир Великий! Польшу укрепил, иное и примыслил, грады строил, законы и порядок дал земле! Худо сказать, Червонную Русь, завоевал, да при ём, при Казимире, там ни единой латынской епископии не было! Уважал, стало, и нашу веру... А уж вот Людовик - тот, бают, и польской речи не ведал, в уграх сидел. Это - последнее дело, когда государь своей земли не боронит и свой народ не любит! Великие князья, того же Мономаха возьми, альбо Невского, да хоть и Михаилу Ярославича, хоть и прадеда твоего, Данилу Лексаныча, в первую голову заботились о земле, о смердах! Иначе зачем и князь? Тот - не князь, кто земли своей не бережёт!
– А у нас?
– спросил Василий, понимая, что в сей миг немножко предаёт своего отца.
– Вот у их Ольгерд, Казимир, а у нас?
Данило посопел, подумал и сказал:
– А у нас всему голова покойный владыка Алексий был! Он и батюшку твово воспитывал, и княжество правил, и от Ольгерда землю боронил, и пострадал за Русь, едва не уморили ево в Киеве... Так вот и реку: исполины были! Великие держатели земли! Великое было время! Суровое! Невесть, не было бы таких людей, и Литва и Русь погибли бы в одночасье, да и Польша не устояла, под немчем была бы давно... Были великие князья! Да вот умерли. А енти-то, хошь и Ягайло с Витовтом, токмо о себе, о своём... Лишь бы на столе усидеть... Не понимаю я етого! Не по-людски, не по-Божьи!.. Теперь вот у Людовика сынов не стало, дак он уж так ляхов уламывал: возьмите, мол, дочку на престол! А королеву брать - надобен и король! Да уж править-то завсегда мужик будет, не баба! Редко когда... Как наша Ольга, да и то уже в преклонных годах... А Ядвига што? Дитё! Кто надоумил с Ягайлой её свести? Похоже, святые отцы! Боле некому... Ихняя печаль - православных в латынскую веру прегнать, об ином не мыслят. Дениса, вишь, держали в Киеве, в нятьи, греков неволят унию принять... А не выстоит православная церковь - и Руси в одночасье пропасть!
– А нас не захватят?
– спросил, наконец, Василий.
Старик молчал, думал.
– Сам опасаюсь тово, а не должны! Может, укрепят грамотой какой... Всё ж таки ты в отца место, и про Софьюшку нашу речь была промежду сватов, дак потому...
– А в латынство не будут склонять?
Старик приподнялся на ложе и засопел:
– Не имут права! А будут... Помни одно, княжич: Михайло Черниговский, святой, при смертном часе веры своей не отринул, не поклонил идолам! Земное - тлен! А Царство Божие– вечно! Так-то!
Василий молчал. Молчал долго. И уже когда по ровному дыханию догадался, что боярин заснул, сказал:
– Не боись, дедо, веры православной своей и я не отрину вовек!
Глава 3
В Краков караван русичей добрался к свадебным торжествам.
Ядвига прибыла в Польшу весной 1384 года, а до того были сеймы, свары, походы и битвы, но кто-то направлял всё это кишение самолюбий и воль, и этот кто-то - были деятели ордена францисканцев.
Но уже в декабре 1386 года делегация польских володетелей прибывала к литовскому королю Ягайле, предлагая ему руку Ядвиги и корону Польши в обмен на крещение Литвы.
Юной королеве не позволили соединиться с её юным австрийским женихом, не позволили и отказать "литовскому варвару". Колёса высокой политики затаскивали её в этот брак двух королевств, толкая в объятья нелюбимого супруга-литвина.
Попечение над полупленными русичами взял на себя Витовт, который тоже был почти что в плену у своего двоюродника, Ягайлы, который когда-то убил отца Витовта, Кейстута, и пытался убить Витовта, спасшегося ценой жизни своей возлюбленной, обменявшейся одеждой с пленным князем.
Витовт таскал Василия за собой, устраивал пиры для русичей, вызвал в Краков жену с дочерью Софьей, скрывая от Ягайлы свои далеко идущие планы.
Коронация Владислава-Ягайлы (имя Владислав он получил при крещении в католичество. О том, что Ягайло уже был крещён по православному обряду, в Кракове постарались забыть) была назначена на воскресенье четвёртого марта.
Русичам всё было непривычно: гербы, штандарты, рыцарское конское убранство, бритые бороды, кунтуши и жупаны шляхтичей, как и виселицы для холопов в поместьях панов. Опеку Витовта им пришлось принять по необходимости. На Русь из Кракова без помощи литвина не чаял выбраться никто из них.