Светят окна в ночи
Шрифт:
— Только ты не вздумай мамашу еще с собой захватить, — бросил друг. — Привет!
И ушел. Они остались вдвоем.
— Ну что, так и будем стоять? — Камилу доставляло удовольствие разыгрывать уверенного в себе и находчивого человека, хотя он не знал, что скажет в следующий момент.
— А что делать? — она хотела добавить «с мамой», но постеснялась.
— Как что? Пойдем знакомиться с тещей.
— Ох, какой ты… — улыбнулась она.
— А что, — ему все удавалось легко и просто в те дни, — не волнуйся, Гульбика, —
— Ой ли? — подняла она на него глаза, и Камил успел увидеть в них ироничную усмешку.
— Не ой ли, а точно!
У Камила в тот момент, действительно, не было ни малейшего сомнения в том, что мать девушки отпустит их на вечеринку. Он тянул ее за собой, еще не зная зачем и чем все кончится. Но если бы сейчас кто-нибудь у него спросил об этом, он, наверное бы, так же беззаботно, как и все, что делал последнее время, отмахнулся.
Просто пожалел девчонку: чего ей одной на праздник со старухой сидеть, когда есть хорошая компания.
В общем-то он никогда не был расчетливым человеком, не умел ни прикидывать, ни примеряться и верил в то, что все у него будет хорошо. Шел рядом с Гульбикой, что-то ей рассказывал и совсем не думал о том, что ей сказать: знал, нужные слова всегда придут вовремя.
И может быть, из-за той же бесшабашности и уверенности в себе, в своей неотразимости, в темном переходе обнял девушку за талию, развернул ее и поцеловал в губы.
— В первый день не целуются, — испуганно произнесла она чьи-то чужие слова, и Камил почувствовал ее растерянность.
— Так сегодня же второй день, — ответил он, не раздумывая.
Камил чувствовал, что все идет как надо!
Когда вошли в комнату общежития, где жила Гульбика, свет был выключен. Первое, что бросилось в глаза Камилу и осталось в памяти — неподвижный силуэт пожилой женщины на фоне высвеченного уличными фонарями окна.
О чем думала тогда мать Гульбики? Может, у нее просто ныло сердце от городского шума и суеты, как у всякого деревенского жителя, может, гадала, как в чужом городе сложится судьба дочери…
Он подумал об этом сейчас, вспоминая. А тогда и в голову не пришло.
Он сразу громко и весело обратился к ней:
— Здравствуйте! С праздником. Меня зовут Камил, — протянул руку.
— А мама у тебя и вправду молодая и красивая, — сказал он Гульбике, как бы продолжая разговор.
— Спасибо, сынок, спасибо, — улыбнулась она и оглядела его с ног до головы.
— Мы пришли за вами. Хорошая компания. Попоем, потанцуем, повеселимся.
— Да куда мне, — засмеялась она. — Вы уж без меня повеселитесь…
— А как же ты одна тут будешь? — растерянно спросила Гульбика, переводя взгляд с матери на Камила.
— Почему одна? Здесь людей много, и телевизор, и концерт хороший, — успокоила ее мать и снова взглянула на Камила — с тревогой и беспокойством.
И он, перехватив ее взгляд, в ответ широко и благодарно улыбнулся.
Зачем он так настойчиво упрашивал тогда эту женщину, угощающую всех сегодня ужином? Ведь впопыхах даже рассмотреть не успел Гульбику, ни о какой любви и речи быть не могло. Зачем-то уговорил мать отпустить ее на вечеринку, зачем-то легко прошел все ступени сближения, зачем-то женился…
Еще в тот праздничный вечер, сидя рядом с Гульбикой в двухкомнатной квартире у одного из однокашников, Камил испытывал странное ощущение пустоты. Гульбика не отрывала от него глаз, а ему стало тускло все и неинтересно.
За столом напротив сидела тогда, он вдруг вспомнил, красивая светловолосая девушка, улыбалась, встречаясь с ним взглядом. Почему не она, а Гульбика стала твоей женой?
Потом в темной комнате в общежитии они были одни, и он остался.
Она не отвечала на ласки, только тихо, едва слышно говорила:
— Камил, Камил…
Потом все было — знакомства, приятное внимание со стороны знакомых и родственников, покупки в магазинах и счастье близости с Гульбикой. Через некоторое время они поехали в Белые Вечера, где жили родители невесты.
В деревне тоже был сплошной праздник, знакомство с родственниками…
Единственное, что огорчало Камила в то время — навязчивые разговоры Ягафара-агая о будущем, о работе. Камил еще не решил, что делать, кем стать. В школе и потом в армии мечтал о музыкальном училище, пел на всех вечерах и в солдатской самодеятельности, но подступиться к этой мысли тогда еще боялся.
А тут — одна тема:
— Кеяу, где жить собираетесь? Может, к нам, сюда, переедете? Дом вам поставим новый. За рекой у нас покосы. А картошку знаешь какую выращиваем? А мы вам корову отдадим, овец — штук пять, заживем, как одна семья, и Гульбике здесь работа найдется, и тебе…
Камилу, мечтавшему о том, чтобы выйти к людям и спеть им обо всем, что звенело в душе, перспектива копать картошку казалась кощунственной, и он с трудом сдерживался, чтобы не прервать размечтавшегося тестя.
Гульбика как будто заново родилась — повсюду был слышен ее смех, она вставала раньше матери и все делала по дому, к пробуждению Камила уже была одета во все лучшее… Даже полукружья под глазами делали ее еще красивее.
Они вернулись в город и прожили около месяца. Камил целыми днями лежал в комнате, которую выделили в общежитии фабрики, где работала Гульбика, изредка выходил на улицу подышать свежим воздухом, и взгляд его все больше тускнел.
«Что же дальше-то будет?» — спрашивал он себя и чувствовал, что все, к чему он стремился в жизни, невозможно из-за этой женитьбы: какие там училища, какая музыка… и главное, Гульбика перестала быть ему необходимой. А может быть, никогда необходимой и не была.