Святослав, князь курский
Шрифт:
— Измена, брат! — подскакал к Игорю подавленный Святослав. — Кругом измена! Киевляне предали нас.
— Как твои куряне и северяне? — мрачно спросил Игорь, еле дер-жась в седле: болели ноги да и многодневная попойка сказывалась.
— Эти-то верны, не предадут… Да толку-то…
— А твои? — обратился Игорь к племяннику Святославу Всеволодо-вичу.
— Киевские полки разбежались, но владимирцы и волынцы пока со мной, — ответил тот без особого восторга, так как видел, что противник значительно превосходит их дружины численностью, даже не начав боя.
— Что ж, — выслушав братьев, молвил печально Игорь, — пусть Бог рассудит ныне нас за все правды и неправды. —
Сеча, как и стоило того ожидать, для Ольговичей сложилась не-удачно. Сначала Игорь, несмотря на возражения Святослава, повел дружины в гору, пытаясь обойти Изяслава с тыла, но из этого предпри-ятия ничего не вышло, лишь напрасно уморил подъемом ратников, так как уперлись в широкий канал, ведущий к реке Лыбеди. Потом повер-нули вдоль Лыбеди, но пришлось стесниться так, что нарушился поря-док в собственных полках, чем не замедлили воспользоваться берендеи Поросья, заехав с тыла и внеся сумятицу в задних рядах. А тут еще сын Изяслава Переяславского, юный Мстислав, своей конной дружиной, ударив с горы, рассек полки Игоря надвое. И князю Игорю ничего не оставалось делать, как подать сигнал к отступлению.
Конные курские, путивльские и северские дружины, ведомые Свя-тославом, облеченные в латы и кольчуги, поддерживающие боевой по-рядок, смяли изменившие их князьям пешие киевские полки и орды бе-рендеев и вырвались из теснины к берегу Днепра, ближе к устью Десны, ближе к дому родному, подальше от коварного Киева.
«Славное похмелье после столь бурного застолья, — пришпоривая коня, печалился сам себе Святослав. Обида и гнев душили северского князя, а еще неизвестность о судьбе брата и племянника. — Я-то, кажет-ся, вырвался, — искоса посматривая на мчавшихся рядом с ним его кон-ных дружинников, думал он, — а как там они? Целы ли… или уже пали». Судьба незадачливого брата и осиротевшего племянника печалила, но не поворачивать же коней вспять.
Поначалу, когда Всеволод во всеуслышанье объявил, что великий киевский стол после своей кончины прочит Игорю, Святославу было как-то немного обидно: почему не ему. Ведь он пусть и не на много, всего на два года, но старше Игоря. Так что по старшинству киевский стол полагался бы ему. Даже хотел было претензии старшему брату вы-разить. Но, поразмыслив, решил Всеволода своими притязаниями не огорчать: как-никак, а он уже на трех столах побывал, всякого там по-видал: и хорошего, и плохого. Игорь же еще ни разу собственным уде-лом не владел, так что пусть пользуется добротой брата.
«Вот и попользовался, — вновь подкатила к горлу горечь обиды за брата. А кто-то язвительный, сидевший незримо внутри северского кня-зя, добавил: — Хорошо, что не ты… — но тут же поправился — впрочем, еще неизвестно, что дальше с тобой будет. Хорошего не жди».
Святослав Всеволодович, испытав вместе с дядей своим Игорем Ольговичем пустые мытарства, растерял в бесплодных хлопотах своих воев. Кто при подъеме в гору отстал, кто от коварных берендеев пал. Сам же Святослав Всеволодович, облаченный в крепкую кольчугу с серебряным зерцалом да в светлый шлем с чешуйчатой бармицей, буду-чи верхом на коне, и оружия-то ни с кем не скрестил. Как-то не дове-лось. Впрочем, видя, что ратное счастье стрыям изменило, он и стычек с противной стороной особенно не искал, не жаждал. Оставив остатки владимирской дружины на произвол судьбы, всего лишь с двумя или тремя десятками конных мечников сын покойного великого князя бро-сился в Киев под защиту матери и иерархов церкви. «Если
Прискакав в Киев, Святослав Всеволодович часть дружинников, бывших при нем, отправил во дворец к матери, Агафье Мстиславне, с просьбой замолвить за них и за самого Святослава слово перед братом, сам же с оставшимися воями решил найти укрытие в монастыре святой Ирины. Давным-давно, еще в 1037 году от Рождества Христова, этот монастырь был заложен самим Ярославом Мудрым и назван так в честь его благоверной супруги Ингигерды, носившей в христианстве имя Ирины. Может поэтому монастырь этот пользовался не только распо-ложением киевлян, но и всех потомков Ярослава и Ингигерды. Кроме того, последний настоятель монастыря, игумен Феодор, поставленный туда не без участия Всеволода Ольговича, хорошо относился к роду Ольговичей, лично знал Святослава и должен был ему помочь.
— Помоги, святый отче, — целуя руку преподобного, попросил по-давленный случившимся владимиро-волынский князь, — укрой и защити от вуя моего Изяслава. Побил он нас на Ольговой могиле. Скоро в Кие-ве будет…
— Бог один может защитить, — глухо отозвался игумен. — Только один Господь волен в нашей жизни и смерти. А я же, его раб и слуга покорный, слабый телом и духом, тоже не отрину, помогу, как смогу. Молиться буду. Да и ты не тужи сверх меры, ибо туга, как и гордыня — грех великий. Разоблачайся, снимай бронь ратную — в Божьем доме этому не место — да помолись, покайся перед Богом. Потом отдохни немного, я прикажу келейку приготовить.
— Спасибо, отче — перевел дух Святослав Всеволодович.
Под вечер к монастырю подошли вооруженные посланцы князя Изяслава и потребовали выдачи Святослава Всеволодовича: «Князь ве-ликий пока по чести зовет».
— Что делать, отче? — изменился в лице владимиро-волынский князь. — Как быть?
— Раз по чести зовут, то выходи смело, — посоветовал игумен. — Ес-ли бы со злом пришли, с черным намерением, то вот так бы не стояли и не звали, а уже бы ворвались в монастырь и творили, что хотели. По-этому не бойся и иди смело. Помни, что над всеми нами Бог, а без его повеления и волос с головы не падет.
Святослав Всеволодович и находившиеся с ним отроки вышли, держа на поводе своих коней. Их тут же окружили, отобрали оружие, а затем, разрешив сесть на собственных коней, повели в сторону Вышго-рода, где уже находился князь Изяслав Мстиславич со своим воинством.
Игорь Ольгович, закованный в тяжелые немецкие доспехи, дос-тавшиеся ему во время похода в Польшу, и страдавший болезнью ног, а потому не слезавший со своего коня, вырвавшись из окружения один-одинешенек, опрометчиво бросился в болота, надеясь спастись от вра-жеских мечей и копий.
«Что, брат, сладко попировал? — укорял он сам себя, двигаясь неиз-вестно куда, лишь бы подальше от ратного поля. — Пир был хорош, а похмелье и того лучше. Знать бы мне, что так дело обернется, то вряд бы пиры пировал с изменниками и предателями… Надо было их отдать киевскому люду вместе с Тудором да Ратшой на поток и разграбление — и не скитался бы сейчас по болоту».
Спастись бывшему уже великому князю удалось, но к своему не-счастью он вместе с конем увяз так, что уже не смог выбраться до тех пор, пока не был обнаружен пешцами Изяслава и не пленен ими.