Святой и грешница
Шрифт:
— На этот раз не будет евреев, с которых можно выжать деньги! — вырвалось у Элизабет, прежде чем она осознала, что говорит. Советник поднял голову, он выглядел не таким пьяным, как прежде.
— О, так тебе известно об этом? Я думал, ты здесь недолго. Ну да, это правда, евреи понесли львиную долю расходов на последний большой военный поход. Но ты не думай, что нас, бюргеров, не ободрали! Епископ найдет способ всех нас разорить. Он не постесняется оставить нас умирать голодной смертью, правя с таким же размахом, как кайзер и папа вместе взятые! Говорю тебе, нас ждут тяжелые времена! — Его взгляд снова потускнел, на глазах заблестели слезы.
Элизабет положила руку ему на плечо и попыталась утешить.
— Возможно, вы все видите в слишком мрачном свете.
— Ах, когда ты так говоришь, мне кажется, что моя Тереза еще жива. Она всегда меня выслушивала, как ты сейчас, утешала и приободряла. Она была умной женщиной и могла дать дельный совет не только относительно ведения домашнего хозяйства и воспитания детей! Интриги при дворе она распознавала даже лучше, чем я. Но теперь моей Терезы рядом нет, и когда я прихожу домой, дети смотрят на меня печальными глазами. Конечно, я их отец, забочусь о них и как советник знаю, что будет лучше — и для нашей семьи, и для всего города.
По его щекам бежали слезы, когда он прижался к груди Элизабет.
— Все снова будет хорошо, — сказала она и погладила его по голове, ощущая себя ужасно глупой.
Советник высвободился из ее объятий и поднялся.
— Да? Никто не вернет нам Терезу, и епископ не изменится! О нет, я слишком долго питал эту надежду. Ты знаешь, что первым делом сделал епископ, придя к власти?
Элизабет покачала головой. Ганс Майнталер быстро вытер слезы со щек.
— Наш епископ узнал, что рыцарь Ганс фон Гиршхорн должен получить большую сумму денег. Разве не было бы замечательно вернуть заложенную часть Китцингена? Епископ пошел в капитул и убедил каноников установить общественное долговое обязательство. А мы, городская община, поручились и поставили свои подписи. Но когда пятнадцать тысяч гульденов оказались в руках епископа Иоганна фон Брунна, он не выкупил город Китцинген, о нет! Он роздал деньги своим содержанкам, друзьям и родственникам, построил им замки и устроил множество банкетов и турниров! Ты не поверишь, но с тех пор епископ не заплатил ни пфеннига процентов! Рыцарь Гиршхорн по праву осаждает нас, угрожая кровавыми междоусобицами! Но откуда нам взять деньги? — В его голосе появилась дерзкая нотка: — Не мы так позорно нарушили договор. Это задача епископа выплатить проценты и погасить долг!
В дверь трижды постучали. Обычно гости борделя не боялись сами открывать дверь после первого стука или вообще пренебрегали условностями и входили без предупреждения. Значит, речь шла не об обычном госте. Элизабет взглянула на комнату: девушки были заняты, мадам куда-то вышла. Она извинилась перед советником Майнталером и пошла к двери, чтобы открыть.
На улице стояла девушка лет четырнадцати или пятнадцати, зябко кутавшаяся в длинную шаль. Вместо того чтобы встать на свет, падающий из дома, она быстро сделала два шага назад, когда дверь открылась. Элизабет было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что эта необычная посетительница из приличного дома. Все в ней выдавало благосостояние: аккуратно подколотые волосы под чепчиком, дорогая ткань шали и платья и гордая осанка. Держалась она неуверенно, очевидно, в этом месте ей было не по себе. Но во взгляде проскальзывало любопытство.
— Чем могу вам помочь? — немного смущенно спросила Элизабет, когда девушка перестала ее разглядывать. Она точно пришла сюда не в поисках работы.
— Я пришла за своим отцом. Мне сказали, что его следует искать здесь, — ответила девушка, стараясь не встречаться с Элизабет взглядом, будто смотреть на шлюху было опасно для ее репутации. «Ну, может, так оно и есть», — подумала Элизабет, глядя на свою высоко поднятую грудь и глубокое декольте.
— Кто ваш отец? Вам придется мне это сказать, если вы хотите, чтобы я помогла.
— Ах да! — Девушка покраснела. — Это советник Майнталер. Я Оттилия, его старшая дочь.
— Да, он здесь, — сказала Элизабет. Минуту поразмыслив, впускать ли девушку, она добавила: — Подождите здесь. Я сейчас его приведу.
Оттилия кивнула. Элизабет вернулась к своему клиенту и помогла ему подняться с лавки. Это было нелегко, так как он выпил еще два кубка вина и, казалось, потерял нить разговора.
— Кто? Оттилия? Так зовут мою старшую дочь.
— Это ваша дочь, и она пришла, чтобы отвести вас домой.
— Но ты шлюха, а это бордель, — нахмурившись, произнес советник.
— Да, — подтвердила Элизабет.
— Значит, моя дочь не может быть здесь, — подытожил он после некоторого размышления. — Она уважает своих родителей и хорошо воспитана.
Он пошатнулся и чуть было не выскользнул из рук Элизабет, но она его поймала и повела к выходу. Элизабет открыла дверь ногой и придержала плечом.
— Она это сделала в виде исключения, господин советник. Нет ничего предосудительного в том, чтобы отвести отца домой.
Ганс Майнталер хотел было возразить, но увидел свою дочь.
— Что ты себе возомнила, болтаться по таким местам, да еще в кромешной тьме? — обратился он к ней, еле ворочая языком. — Я крайне разочарован!
Девушка не дала себя запугать и дерзко подняла подбородок.
— Вам тоже не следовало бы здесь находиться, отец. Остальные дети беспокоятся. Вы очень много работаете: днем вас не бывает дома, так хотя бы вечером побудьте дома, особенно сейчас, когда им так не хватает матери.
Оттилия была дочерью Терезы! Элизабет только сегодня вечером узнала совсем немного о покойной жене советника, но та, по всей видимости, передала своей дочери смышленость и сильную волю. Хотя советник с напускной строгостью сделал выговор дочери — ей не позволено так разговаривать с отцом, — но было видно, что ему стыдно и он готов отправиться домой. Элизабет уступила Оттилии место возле ее отца, и он безвольно повис на руках изящной девушки.
— Так у меня ничего не получится, — сказала она, и Элизабет вынуждена была с ней согласиться.
— Ты не могла бы мне помочь отвести его домой?
— Как, я?
Это было необычное поручение. Что скажет мадам, если она сейчас отлучится? Еще, чего доброго, придет клиент, которого некому будет обслужить.
— Я заплачу тебе. Сколько ты хочешь? Я дам тебе три пфеннига или четыре, только пойдем, пожалуйста, со мной! Сама я не справлюсь.
Элизабет не могла решиться. Это было полцены за ее тело, только за то, что она поможет довести пьяного домой через город. Если она откажется и ни один клиент больше не придет, то этой ночью ей не заработать.