Святой в миру
Шрифт:
Доран теперь понимал Коркорана. Нам особенно больно, когда нас обвиняют в том, в чем мы не виноваты даже помыслом, когда обливается грязью то, что для нас подлинно свято. Неожиданно в бок Дорану уткнулось нечто твёрдое.
В руке Коркорана чернел пистолет.
– Шутки шутками, Доран, кактусы - кактусами, а подержите эту штуку у себя до моего отъезда. Ведь я убил их обоих сегодня...
– Что?
Коркоран поморщился.
– Я пристрелил их обоих со сладострастным наслаждением, Доран, на женщине такого не испытаешь, клянусь. Когда проснулся - едва не заплакал. Но ведь сны могут и исполняться.
– Могу я спросить?
– тихо проговорил Доран, глядя на Лысый Уступ.
– Я скрываю только чужие тайны, Доран, свои иметь обременительно и неумно.
– Мистер Кэмпбелл и мистер Морган - понимают, что эти обвинения ложны? Они повторяют то, что выдумано в обществе, или...
Дремотные глаза Коркорана вновь, как над телом Нортона, заискрились, точно болотные огни, черты исказила гримаса, словно он раздавил жабу.
– Я же сказал вам, поношение сокрушило сердце моё! Они ничего не повторяют. Они сами сочинили эту клевету и распространяют её. Это дымовая завеса, скрывающая их подлость. Есть десятки людей в Лондоне, знающих Чедвика годы - узнай они о подобном... Тот же Бервик или Тилни, не задумываясь, вышибли бы мозги негодяям! Это я, монашествующий Гамлет, урод, колеблюсь. Я дал слово Чедвику - не позорить его родню. Я обещал. Однако...
– Решили нарушить слово?
Коркоран усмехнулся.
– Я говорил вам, Чедвик восхищался моей... естественностью. И я был верен слову, пока это было естественно. Но когда тебя обвиняют в противоестественной мерзости, естественно, можно несколько утратить естественность. Я намерен защитить Чедвика от мерзких обвинений и поношения. Пред смертью он обмолвился, что, хоть и не познал женщину, благодарен судьбе, что дала ему сына. Но я буду плохим сыном, если позволю обвинять отца в содомии. Данное ему слово в новых обстоятельствах я считаю утратившим силу. Пистолет только помешает, поверьте. Я намерен огласить все обстоятельства. А для некоторых это - почище кактуса в заднице будет, поверьте. Италия...
– зло пробормотал он, - Италия подождёт. И это не месть, нет, - Коркоран кивнул головой, словно убеждая самого себя.
– Мстят лакеи. Это всего-навсего - плата по векселям...- Он снова кивнул сам себе, словно уговаривая, - джентльмены платят по счетам, а с такими неоплаченными векселями я уйти просто не могу.
Глаза Коркорана лучились. Доран понял, что отговорить его не удастся. Да он и не хотел, почему-то и не вспомнив на этот раз о всепрощении.
Глава 16. "
Вряд ли мистер Коркоран будет тратить время на заполнение чьих-то пустот..."
Мисс Хэммонд чувствовала, что сходит с ума. Едва она увидела Кристиана, душа её взлетела к Небу, и с этого времени она жила только этим человеком, думала только о нём. В его присутствии у неё вырастали крылья, углублялось дыхание, душа пела, без него она начинала задыхаться и словно умирала. Ощущения эти были для неё новы и остры, и даже мимолётной улыбки мистера Коркорана хватало порой для счастья целого дня. Но счастье это быстро кончалось, и того, что радовало ещё вчера, сегодня уже не хватало. Мистер же Кристиан, кроме обычной улыбки, ничем её не дарил и не делал ничего, чтобы сделать её счастливой. Она металась между страхом утраты и ревностью, между отчаянием и разочарованием.
Победительная красота Кристиана подавляла её.
Она пыталась заманить любимого в сети: соблазняла, кокетничала, искушала, пыталась вызвать ревность, следила за ним, подстраивала встречи, привораживала -- всё было бесполезно. Не могла она только того, что осмелилась посоветовать ей сестра - позабыть эту любовь, выкинуть всё из головы и успокоиться.
За это время отношения Софи с кузиной претерпели ряд метаморфоз - от пренебрежительного презрения к Бэрил до молчаливого признания некоторых её достоинств. Софи окончательно уверилась, что сестра не является её соперницей: Бэрил была любезна с мистером Коркораном, с удовольствием проводила время в его обществе, но ничуть не потеряла головы и не сходила по нему с ума. При этом оказалась особой понимающей и душевной, чего, признаться, Софи вовсе и не ожидала, могла дать добрый совет и её суждения иногда заставляли Софи задумываться. Но поведение мисс Хэммонд по отношению к мистеру Коркорану мисс Бэрил считала недопустимым и не скрывала это мнение от сестры.
– Дорогая, ты просто больна. Опомнись, умоляю.
Софи в негодовании отворачивалась. Это была та тема, где никакие советы не действовали. Что этот синий чулок может понимать в любви? Доран часто был свидетелем их разговоров - сёстры не брали его в расчёт, когда находились рядом.
– Вспомни Джульетту ... Я страдаю, как и она, и горжусь этим! Я знаю, что такое настоящая любовь!
– Никакой Джульетты не существовало, дорогая, мы же не книжные герои. Ты впечатлительна, романтична и разочарована в кажущейся тебе пошлой действительности - и потому романы выглядят для тебя жизнью. Все, что написано в них, бесспорно, красиво и возвышенно, но это -- не любовь, но болезнь. Такая любовь ведёт к трагедии и саморазрушению. Джульетта - не пример для подражания. Она плохо кончила. Книги создают идеалы, но идеалов в жизни нет.
– Как ты можешь так говорить? Нет идеала? Он - мой идол и идеал. Я не могу жить без него, только он один может сделать меня счастливой!
– Никто и ничто в этом мире не может сделать нас счастливыми или несчастными. Только мы сами можем стать источником своих мук. Мы сами наполняем свою жизнь страданиями или радостью. Ты должна образумиться и забыть мистера Коркорана. Нужно заниматься собой, нужно лечить свою душу, выстраивать, создавать себя.
Софи плакала, потом плач переходил в рыдания, и она убегала в спальню. Оставаясь одна, мисс Бэрил горестно вздыхала.
Между тем мистер Доран в который раз ловил себя на желании привлечь внимание этой девушки с её глубокими и разумными суждениями, поймать на себе её взгляд, поговорить. Её удивительный талант, столь пленивший в нём музыканта, её воспитанность и скромность, мягкая застенчивость - все нравилось. После разговора с сестрой, и на этот раз закончившегося горестными слезами мисс Софи, мистер Доран пригласил её в парк. Сам он тоже был обеспокоен безумным чувством мисс Хэммонд. Случай с мистером Нортоном заставил его всерьёз опасаться за неё. Зная настроения мистера Коркорана, Доран видел, что та нелюбима, и понимал, что мисс Стэнтон обеспокоена не меньше.
– Мисс Хэммонд не казалась мне, мисс Стэнтон, созданной для столь глубоких страстей. Далеко ли до беды? Она подлинно любит до безумия, - заметил он, едва они углубились в парк
– Боюсь, вы не правы, мистер Доран.
– мисс Бэрил тихо опустилась на скамью и покачала головой, - она так жаждет быть любимой, что у неё не остаётся сил любить. Но не это пугает. В Софи словно таится бездонная яма, которую невозможно наполнить. Ей на самом деле не хватает не любимого, а себя, при всей драматичности её любовные страсти удивительно пусты.
– Мистер Доран внимательно слушал негромкую речь мисс Бэрил, ловя себя на том, что любуется её высоким чистым лбом и ясными глазами. Она же вздохнула, - Сама я не могу ей этого сказать, но, к несчастью, понимаю мистера Коркорана. Понимаю в его отношении к Софи, я хочу сказать, - уточнила она.
– Мистер Коркоран слишком красив сам, чтобы ценить чужую красоту. А у неё больше ничего нет. Для такого человека, как мистер Коркоран, - а он не просто полон, а переполнен в избыточной цельности, - любовь к женщине... это ...
– она опустила глаза, потом подняла их на Дорана.
– Не знаю, как и назвать. Даже не часть жизни... скорее, эпизод, книжная глава, а то и абзац.
Доран понял, что она интуитивно угадала в Коркоране больше того, что смог понять он сам.
– Но, может быть, его избыточность могла бы восполнить её ущербность?
Она не улыбнулась, но печально покачала головой.
– Вряд ли мистер Коркоран будет тратить время на заполнение чьих-то пустот.
Доран задумался. Да, и это было верно.
– Буду откровенен с вами, мисс Стэнтон, - осторожно проговорил он, - я заинтересовался этим человеком. Он нравится вам? Вы ему доверяете?