Сын графа Монте-Кристо
Шрифт:
— Как вам будет угодно, миледи. Но вы, кажется, хотели, чтобы я рассказал вам, при каких обстоятельствах я женился…
— А я очень желала бы узнать подробности о свадебном пире,— Добавила гувернантка.
— В таком случае останемся здесь,— сказала Клари.
Капитан закурил с разрешения дам и приступил к рассказу:
— Прежде всего, миледи, должен вам сказать, что я не всегда был богатым человеком. Положим, что я и теперь далеко не миллионер, но все-таки я нажил себе порядочное состояние. А лет двадцать пять тому назад у меня не было и шиллинга в кармане.
В Америке люди вообще
«Я отправлюсь с вами»,— сказал я Дику.
«А знаком ли ты с опасностями, которые нас там ожидают?»
«Мне все равно.»
«Видишь ли, Джон, там, может быть, мы столкнемся с индейцами, которые не берут белых в плен…»
«Они оставляют их на свободе?»
«Нет. Индейцы племен «пагаусы», «сиу» и «черные ноги» — все людоеды, и из своих пленников делают котлеты, бифштексы и прочее.»
Подобная перспектива показалась мне не очень приятной, но в моем положении выбирать было не из чего, и я согласился.
Мы запаслись оружием и на другой день отправились в путь. Нас было восемь белых молодцов, беззаветно отдавшихся этой «борьбе за существование». Дороги в то время были далеко не безопасны, и когда мы дошли до реки Сакраменто, то из восьми человек нас осталось только пятеро: один умер от укуса змеи, а двое погибли в горных ущельях.
Когда мы вступили в обетованную страну золота, нас охватила «золотая лихорадка».
Сан-Франциско в то время был жалкой деревушкой, удобств для жизни мы никаких не нашли, о машинах для добычи золота тогда еще понятия не имели. И мы в поте лица работали просто ломом, киркой и лопатой. Ходили на охоту, стреляли дичь и питались ею в жареном или сыром виде. Вскоре мы рассорились и решили расстаться. Я, Осборн и Дик остались на прежнем месте, а двое других пошли дальше на восток. Мы снабдили их по возможности орудиями и домашней утварью и снова принялись за свою работу.
Жили мы в построенном нами пакгаузе и считали его чуть ли не дворцом. Он защищал нас от ветра и непогоды, недалеко протекал ручей, в котором иногда попадался золотой песок, за ним расстилались зеленые луга и лежало поле, где мы работали с утра и до поздней ночи. Как радовались мы, добыв к концу недели несколько унций золота; его хватало нам лишь на самое необходимое, но мы не теряли надежды и усердно трудились в ожидании лучшего.
Работали мы как-то с Диком недалеко друг от друга. Вдруг он вскрикнул. Я подбежал и увидел широкую золотую
Ночью меня разбудил громкий крик, которого я не забуду до конца жизни. Лежал я, как всегда, одетый, быстро вскочил и увидел Осборна. Он стоял у стены, был бледен, как полотно, дрожал всеми членами и смотрел в угол. На его лице читался смертельный ужас.
— Что случилось? — крикнул я.
Осборн не ответил, но дрожащей рукой указал на угол, где лежали наши припасы. При тусклом свете мерцавшей лампы я увидел предмет, похожий на изогнутый ствол дерева, но вскоре понял свою ужасную ошибку. У меня в жилах застыла кровь: в углу лежала гремучая змея!
У другой стены стоял смертельно бледный Дик и как будто ожидал нападения змеи. Но вдруг он бросился к запертой двери и сильным ударом выбил ее. В тот же момент к двери бросился и Осборн, так что они оказались у порога одновременно…
Дверь была очень узка. Дик схватил Осборна за горло и хотел оттолкнуть его. Тот сопротивлялся — и между ними завязалась отчаянная, но недолгая борьба… Вдруг Осборн страшно вскрикнул — это Дик вонзил ему нож в грудь.
В то же время растревоженная шумом змея подняла голову и бросилась на Дика.
Осборн лежал на полу… он был мертв! Змея обвилась вокруг Дика, который корчился и извивался в ее кольцах, но освободиться не мог, и змея убила его…
Бартон замолчал, на его лбу выступил холодный пот, губы дрожали. Клари закрыла лицо руками и рыдала, с гувернанткой же чуть не сделалось дурно, и она для подкрепления сил выпила большую рюмку коньяка. Бартон тоже взялся за свой стакан с ромом. Сигара капитана давно потухла, и он совершенно забыл о ней… Тяжело вздохнув, Бартон продолжал:
— Прошу прощения у миледи — я весьма взволнован, но при одном воспоминании об этой страшной ночи у меня сжимается сердце. Я оцепенел от ужаса, и не мог думать ни о себе, ни о том, чтобы помочь товарищам. Я не трус, но это ужасное зрелище привело меня в состояние невменяемости, и я был полумертв от страха… Змея, казалось, не обращала на меня внимания и успокоилась, положив уродливую плоскую голову на грудь убитого ею Дика. Временами же она, впрочем, косилась на меня, и я с минуты на минуту ожидал нападения гадины… Наконец, она пошевелилась — загремели находившиеся на конце ее хвоста погремушки, и змея медленно двинулась ко мне.
Вдруг она случайно задела лежащий возле меня карабин — он звякнул, и во мне сразу проснулась жажда жизни. Я осторожно поднял карабин и приставил его дуло к голове змеи. Грянул выстрел — гадина была мертва, пуля пробила ей голову.
Страх мой сменился радостью… Но тут силы окончательно покинули меня, и я упал без сознания.
Когда рассвело, я пришел в себя и увидел рядом убитую змею… тут же лежали трупы Дика и Осборна… Взглянув на их лица, искаженные предсмертными судорогами, я залился слезами. Только теперь я понял, какой ужасной смерти избежал…