Сын крестьянский
Шрифт:
Мгновение подождав, точным глазомером определив положение, Иван Исаевич скомандовал:
— За мной!
Он рванулся вперед, за ним Олешка. Тысяча верхоконных с оглушительным ревом врубилась в гущу врагов; как тараном, разрезала их надвое. А с флангов давили конники Горы, Беззубцева, за ними — Аничкин со станичниками. Пешие народные полки также ворвались в центр и на фланги. И все сообща, словно клещами, сжимали царское войско.
Сражаясь, Болотников видел, как вдали мелькали две красные епанчи. То были Федор Гора и Юрий Беззубцев.
«Добро бьются! Оба! И Юрий!..» — подумал он.
Царские полки растерялись, строй их сбился. Болотников с кучкой всадников
Здоровенный стрелец крепко держал в левой руке древко. На алом шелке горел вышитый золотом крест. Стрелец выстрелил в Болотникова. Конь Болотникова рухнул на землю. Иван Исаевич, оставшийся невредимым, вскочил на ноги.
— Не уйдешь! — крикнул он в ярости, взмахнул саблей. Рука врага и стяг полетели на траву. Свалился и стрелец. Подскакавший Олешка подхватил стяг и вихрем помчался к своим. Порывистый ветер со свистом рвал огненное полотнище. По всему полю из конца в конец прокатился рев одобрения.
Болотников схватил за узду пробегавшего мимо коня, вскочил на него и снова ринулся в самую гущу.
— Бей, бей! — кричал он.
Царские войска, смятые бурным натиском повстанцев, беспорядочно отступали. Вот из большой группы бегущих вырвалась кучка конников. Это был князь Иван Шуйский. Левая рука у него висела, как плеть. За ним, пришпорив лошадь, гнался запорожец.
— Брешешь, не сховаешься! — кричал он охрипшим голосом.
Скакавший рядом с князем сотник повернулся, вскинул пистоль и выстрелил. Запорожец со всего хода грохнулся па землю.
Шуйскому удалось уйти, так же как и Трубецкому с Барятинским.
Отряды Болотникова забрали много военного добра, хоругви, стяги.
После боя собрался совет. Начальники поздравили Ивана Исаевича с победой.
— Без вас, без люда воинского, что бы я один содеял? Не мне, а всем нам хвалу воздать надлежит. Так мыслю, — твердо произнес он.
Ночь наступила темная, хмурая, облачная. Из-за Оки несся порывами ветер и раздувал пламя костров. Багровый дым от них то подымался к небу, то стлался по земле. На громадном поле вблизи Оки, где еще днем шел жаркий бой, расположилось на отдых народное войско. Рядом с полем горела деревня. Пламя пожара и костров освещало отдельных людей, отряды пеших ратников, проезжающих конников. Шум, гул неумолчный… Топот лошадиный… Издалека доносились одиночные выстрелы.
Олешка бродил среди этой толчеи, приглядывался, прислушивался. Вышел на отлогий берег Оки, по хрустящему песку дошел до самой кромки воды, сел на камень. Волны ударяли о берег. Они были освещены отблесками пожара в золотистый цвет, пропадающий и опять загорающийся. Волны набегали на труп ратника, лежащий в воде у берега. Труп качало, он шевелился, словно живой. Олешка подошел ближе. Смотрит на лицо при отблесках. Рот открыт у трупа. «Зубы белые. Словно смеется, токмо смеху-то не слышно». Вгляделся в лицо еще пристальнее. «И всамделе смеется». Олешке стало не по себе, вроде как боязно. Отвернулся, пошел по берегу. Видит: у костра сидит кучка ратников. Остановился неподалеку. По внешнему облику и говору узнал украинцев. И теплое чувство снова охватило его. «Ишь куда явилися! Под Калугу со своей родной Украины. Это вот да!» Они сидели кругом котла и только что доели похлебку из ржаной муки. Один рыгнул и довольно сказал, пряча ложку в котомку:
— Смачна тетеря була, с цыбулей! Добре!
Достали кисеты с тютюном, люльки; задымили. Один из них, пожилой человек, чуб, усы с проседью, глубокие морщины на мрачном лице, нахмуренные глаза под нависшими бровями, — по общей просьбе начал свою «мову». Олешка разбирался в украинской речи. Тот рассказывал, как реестровым казаком бился под началом гетмана Косинского с поляками, а потом в войске Наливайко и Лободы; как первого в 7102 [47] году разбил князь Вишневецкий, а Наливайко и Лободу в 7105 [48] году — Жолкевский, полководцы Сигизмунда III; как Наливайке в Варшаве на площади отрубили голову. Перед взволнованными слушателями всплывали картины недавней героической борьбы их, украинцев, с польскими панами. Рассказчик добавил:
47
1593 год.
48
1596 год.
— Батько Болотников тоди до нас з своимы козакамы объявывся, против ляхив бился, а потим казалы, его поранылы.
Олешка не утерпел и быстро подошел к костру.
— Виткиля ты взявся, хлопчику? — пораженный неожиданным появлением Олешки, спросил его рассказчик.
— А я, дяди, близенько стоял да слухал, да радовался, якие у вас на Украине дела творилися разудалые, любо-дорого! А ныне вы сообща с нами воюете, тоже любо-дорого!
Развеселились украинцы от искренних речей Олешки, а рассказчик, мрачное лицо которого, освещенное огнем костра, просветлело, подобрело, воскликнул:
— Дай боже батьке Болотникову и тоби, сердце мое, усего наикрашчего. И мы з вами, московитами, еднаемся. А бодай их, панив наших та ваших!
— Дяденька, а как тебя звать? — умильно спросил Олешка.
— А зовуть мэнэ Михайло Коваленко.
— Ну прощевай, дядя Михайло! — Олешка заразительно засмеялся и убежал.
По всей Руси пошла молва о славной победе повстанцев. Молва ширилась, росла, как большая волна на неспокойной реке.
Болотников занял Алексин, Серпухов и расположился станом на взгорье у реки Пахры. Тысяч пять его войска отстали. Насупился Иван Исаевич, узнав об этом. Нетерпеливо хлопал нагайкой по голенищу сапога. Угрюмо молчал и все посматривал в окно. И вдруг словно прорвало его. Заметался по избе, закричал:
— Что Илюха Ведерников застрял? Вкупе всем надо быть! Отстал, а ну, как пропал? Олешка, немедля езжай, узнай, что и как? Понудь Илюху к нам немешкотно двигаться.
В эту минуту на пороге появился парень. Он был бледен как полотно. На высоком лбу алела тряпица, пропитанная кровью.
— Воевода, беда! Ведерников послал к тебе… подмоги давай… Как переправу зачали, навалилась на нас рать Скопина-Шуйского. Бьет несусветно… Не выдюжим, тебя ждем…
Парень не договорил. Его тяжелое тело медленно поползло по стене на пол. Он потерял сознание.
— Коня! Скорее коня! — крикнул побледневший Иван Исаевич.
По лесной дороге, как вихрь, мчался Болотников. С ним Федор Гора и запорожцы. Вскоре навстречу им показались пешие из войска Ведерникова. Растерянные, с усталыми, безразличными лицами, они брели медленно, тяжело ступая по сырой земле. Их было немного. Болотников в отчаянии подумал: «Пошто я не птица, не ветер-ветрило? Когда доберусь до своих? Эх, Илюха, Илюха! Худо дело!»
Прямо с ходу перебрались всадники на ту сторону реки. Их взору предстала печальная картина. У берега, в траве и в камышах, то тут, то там валялись убитые. Летало воронье, каркало, дралось на трупах. Стая волков, завидя всадников, ушла в лес.