Сын крестьянский
Шрифт:
— Бей! — рявкнул Овчаров. Из обеих обочин раздался залп. Был убит усатый начальник и еще несколько стрельцов и коней. Беспорядочные выстрелы с их стороны не поражали повстанцев. Стрельцы опять — вперед. И снова резкий залп, после которого всадники ринулись назад. Повстанцы спокойно пошли в лес, обобрав убитых и раненых. Последних добили.
— Прощай, Волоколамск! — крикнул один.
— Да, веселая была беседа, — добавил другой.
Все засмеялись.
Часа через три, когда над лесом с желтыми, бурыми, оранжевыми листьями горел закат, повстанцы
— Варюшка, тебя атаман к себе кличет.
— Что надо?
— Кто его знает. Тоже приложился. Весел.
Варвара пришла в атаманов сруб. Тот, выпивши, сидел за столом, обмякший, осовелый, совсем не похожий на бравого атамана, который так лихо командовал и бился в Волоколамске.
— Садись, Варюша, садись, красавица! Винца не хошь ли? — Придвинул к ней ендову. — Нам ныне веселиться надо: ворогам ишь какой беды наделали! Душа горит от радости несказанной.
Встал, слегка шатаясь, подошел к двери, запер ее на крючок, вернулся и сел.
— Что не радостна, красавица? Душу мою ты согрела… Уважь атамана, выпей…
Варвара молчала и тревожно глядела на него. Он подвинулся, хотел обнять ее. Негодование охватило Варвару: «Такие дела сегодня делали, а он винища нажрался, обнимать лезет, мордоворот». Молча изо всей силы ударила Овчарова кулаком в лицо. Тот отшатнулся, заморгал выпученными глазами.
— Ай, ай, ай! — забормотал он.
— Вот тебе и ай, ай, ай, дурило! — крикнула Варвара, открыла запор в двери и — бежать! Так ей противно стало в этом остроге, так противно! Бросилась в стряпущую. Ни слова не говоря Федосье, озадаченно глядящей на нее, собралась, взяла пистоль, самопал, зарядов в мешочке и еды.
— Прощай, Федосья! Ухожу! Пес Овчаров лапаться вздумал. Глядеть на него нет сил моих!
Стряпка ахнула:
— Ишь он, уродина, для ча звал-то тебя, ясыньку мою!
Варвара крепко обняла заплакавшую Федосью, разбудила спавшего на печи Никишку. Тот, видя ее встревоженное, гневное лицо, ни слова не сказал и быстро собрался. Молча проходили мимо пировавших повстанцев.
— Куда, Варюша, поспешаешь?
Не отвечала.
Калитка у выходных ворот не охранялась. Хотела выйти. Навстречу ей шагнул кто-то, узнала Анисифора.
— Куда, Варя?
— Прощай, паря! К Болотникову ухожу!
Варвара и Никишка исчезли в темноте. Анисифор с сомнением покачал головой:
«Сумная какая-то, нерадостная… Али обидел кто?»
Болотников, продвигаясь с повстанцами к Москве, расположился в большом селе Расторгуеве. Он сидел вместе с Федором Горой за столом. С аппетитом уплетали горячие наваристые щи, которые подала им в горшке пожилая, истомленная хозяйка избы.
— Ешьте, родимые, поправляйтесь! — говорила она радушно, нарезая ломти ржаного хлеба. Затем она вышла в сени и тут же вернулась.
— Спрашивает тебя, воевода, женка одна. Дюже приглядна, оружна.
— Зови! — воскликнул заинтересованный Болотников, а Гора подкрутил свои сивые усы, приосанился, в ожидании многозначительно прокашлялся:
— Хто цэ така?
Вошла высокая женка в азяме. За кушаком торчал пистоль, за плечами — самопал и сумка. Из-под шали выбивались черные волосы, черноока, румяна, в смехе сверкают зубы. Захохотали и оба сотрапезника, к недоумению почтенной хозяйки.
— Ну и ну! Варвара!
— Це вона! — воскликнули оба, обнялись с ней.
— Скидывай, Варя, полушубок, садись за стол.
— Ешь на здоровьячко! — опять воскликнули оба.
Так Варвара и сделала. После щей они навалились на жареного гусака с мочеными яблоками. Под конец мужчины осушили по единой.
— Варя, не пригубишь?
— Не приемлю. Ни боже мой!
— Не приемлешь? Славно! Видать, что в монашках была.
— Це добре, дуже гарно!
— Сказывай, Варвара, нам, где ходила, что видала, что слыхала, — многозначительно сказал Болотников.
И Варвара выложила им все свои странствования. Спросила:
— Верите мне? — И по глазам их да по молчаливому кивку почуяла, что верят.
— А коли так, чудок обождите.
Она встала, повернулась к ним спиной, завернула рубашку на шею. И перед ними — спина, вся в рубцах с синими полосами. Сострадание заставило обоих воинов, жестоких, беспощадных, когда надо, содрогнуться при виде исполосованного нежного тела. Их молчание было сильнее всяких слов.
— Так-то вот меня дьяк угощал. А вот жуковин да грамота его. Вот деньги, кои я от дьяка, мной убитого, взяла. Прими, воевода, для дела народного.
Варвара с поклоном все это ему передала.
— Ну и девка, ну и монашка! Орел!
— От дивчина! Побачьте, люди добрые!
Иван Исаевич и Гора по очереди облобызали Варвару. Тут и Олешка не вытерпел. Он незаметно через другую дверь юркнул за перегородку вскоре, как пришла Варвара, и восторженно и с состраданием слушал ее повествование. Он подбежал к ней, низко поклонился и любовался ею, раскрасневшейся, смущенной. Она певуче сказала:
— Не доложила я вам, как потянула за собой от атамана кучу немалую народу.
— Как так потянула, не разумею. Привела, что ли? — спросил озадаченный Болотников.
— Сказываю — потянула, потянулись за мной, а не привела.
— Что ты будешь делать? — развел руками Болотников.
Гора в недоумении молчал, Олешка смеялся, видно, уже что-то знал. И Варвара засмеялась:
— Скоро приведу, тогда оба узнаете, что и как.
— Побачим, побачим… — загудел Гора.
Варвара вышла. С крыльца махнула рукой. Из-за угла соседней избы к ней подбежали Анисифор и Никишка. Ввела их в горницу. Оба поклонились, глядя на начальников, одного усатого, бородатого, другого усатого с оселедцем. «Должно, усатый и бородатый будет воевода?» — мелькнула одновременно у них догадка.