Т.Н.

Иванов Алексей

– Так что, выходит, что бывают правильные и неправильные способы их получения? – делано удивилась она. Сделав вид, что не понимает о чём речь.

– Конечно. Иначе слово «грех» давно бы выбыло из употребления. Люди, слепо кидающиеся в пучину наслаждения и не умеющие контролировать свои эмоции, перестают контролировать и свои поступки. И в конце концов, становятся его рабами. Дураками не рождаются. Ими – становятся.

– Те, кто неправильно получает наслаждение? – улыбнулась она.

– Поэтому проще отказаться от них вообще.

– Так и возник феномен Будды? – усмехнулась она.

Но

вначале этому мешал Вовочка, то и дело внедряя в него на «Зеленом лугу» в Рубиновом Городе курс экономики:

– Нищета – это те, кто ни-щетают денег. Они их не считают, и поэтому они у них и тают, – анекдотично усмехался Вовочка. – Мне потому и удается содержать жену, ребенка и при этом ещё и постоянно куражиться, не ходя больше в море, что я думаю тут за каждую копейку. Не покупая ничего из того, что у меня просят девушки, предварительно не заручившись их согласием компенсировать натурой мои расходы. – поучал он. – Запомни, каждая копейка, которая выходит из твоих рук, должна к тебе же и вернуться – в том или ином виде.

И своими «капитальными» заклинаниями вызывал из туманного капища его подсознания Фила. А тот, дабы избежать надвигающейся лавины чрезмерной рационализации разума, окапывался в поэзии. И случайно отрыв в себе талант археолога, кропотливо обнажал от наносов Лёшу. Покрывшегося гигантским слоем глины разочарования в себе после потопа слёз.

«Приятно в мартовский фланелевый сезон

Первопроходцем вырядить в иероглифы следы.

Как мрачный люк, задраив комнат бастион,

Прогулкой выбрить личико души!

Руками антиквара нежить зелень трав,

Бродить, припоминая летний город.

Хотя, сорвав лохматый снежный шарф,

Земля ещё в плаще гуляет чёрном».

Поэтому о Банане в тот период толком-то не было и речи.

Вернее, он был, но чисто механически. Даже во время секса с Т.Н. думая совершенно о другом. А то и – о другой. Чем лишь невольно растягивал или расцвечивал исполнение этого вечернего ритуала. Начав вдруг относится к ней с той неистовой нежностью и благоговением, словно бы под ним сейчас оказывалась вовсе не она, а… Джонсон. По малейшему требованию Т.Н. кладя своё тело на жертвенник её постели.

Не удивительно, что Т.Н. cтала говорить тогда, что он – чудо из чудес! И вечерами дарила ему минуты (часы, казавшиеся минутами) блаженства. Когда садилась ему на колени и из глаз её исходил, истаивал такой нежнейший свет неземной любви, что он уже ни разу не жалел о том, что пустился в дрязги эксперимента.

Несмотря на то, что приходившая иногда к ним в гости Анжела, откровенно завидуя Т.Н. в этот их «конфетно-букетный период», пыталась тут же уверить её, что это у них не навсегда. Отнюдь. И очень-очень скоро закончится! Уверяла она… себя. Непроизвольно ставя у себя в списке потенциальных любовников напротив имени «Лёша» жирную галочку. Которую он в следующей книге непременно оживит своим сердечным теплом и даст ей превратиться в живую галку.

Ну, хотя бы потому, что Анжела всегда была намного шикарнее Т.Н., да и… Да, да, что там греха таить? И самой Джонсон. Симпатичной, и не более того.

И он тогда откровенно завидовал Виталию, не понимая какого лешего тому ещё надо от этой жизни. Ведь Виталий был лишь жалким подобием тех, бывших у Анжелы до него

по-настоящему крутых парней, которые и помогли ей тогда своей незримой, но вполне себе ощутимой в каждом её слове и жесте властной тенью внутренне, а затем и внешне тут же избавится от Виталия, как только он обрёл для себя Люсю.

Поэтому как только Банан освободил своё сердце от Джонсон, Анжела и не думала брать его в оборот. Откровенно считая, что на большее, чем Т.Н., он и не тянет. Тем более, что задорный ранее Банан стал выглядеть в тот период каким-то слегка под’истрепанным на пронзительно-розовых ветрах страстосферы. Измотавших его до дыр. Сквозящей в глазах грусти. С каким-то пронзительным холодком. За те пару месяцев, пока она его не видела. И уже не могла узнать. Когда Анжела скорее из сострадания, по старой дружбе, давала ему новый адрес Т.Н. И он не вызывал у ней тогда такого наплыва желания пообщаться с ним чуть поближе. Как теперь. И усесться к нему вместо Т.Н. на колени. Обнять его, по-настоящему нежно поцеловать и прижаться уже своим роскошным декольте к его лицу, стремясь поглотить его целиком и полностью… Как в следующей книге.

Особенно, когда она курила на кухне в окно и видела под окнами Т.Н. роскошную спортивку. Хит сезона!

– Нет-нет, – откровенно разуверяла её Т.Н., выдувая длинной струйкой в силу среднего роста дым в форточку, не понимая ещё того, чем это для него и Анжелы, которая была выше неё на пол головы (во всех вопросах!), аукнется. – Ты просто ещё не понимаешь, какой он на самом деле. Безумно-безумно нежный и ласковый! Я тоже вначале этого ещё не понимала. И смотрела на него тогда, как и на всех мужчин. И если бы он снова не появился в моей жизни, я так же, как и ты, этого так никогда бы и не узнала. Что я так сильно-сильно могу любить… и мужчин.

Делая удивлённую галочку Анжелы всё жирней и живей. Заставляя эту галочку откровенно чистить пёрышки, готовясь к этому долгому перелету в такие невероятно тёплые уже для неё края. И слушая восторженные исповеди Т.Н., в растерянной улыбке откровенно хлопать клювом, как бы предвосхищая уже этот божественный для него процесс. Всё ближе и плотней придвигая себя к нему на новых страницах.

Дождавшись пока её новый парень наконец-то уже уйдёт в море. Которого тоже, как ни странно, звали Виталиком. Видимо, дань ностальгии. Звала её точно также, как и всех. Её бывших. Искавших себе, расставшись с нею, лишь таких же красивых стерв, как и она сама. Не смогла отказать молодому красавчику. Из соседнего дома.

Который то ли суеверно ждал своего совершеннолетия, то ли всё откладывал свою детскую любовь в долгий ящик стеснения после внезапной смерти матери, а затем ещё и – отца, чтобы пригласить более старшую его (на целых четыре года!) Анжелу в такую пустую без них квартиру на день своего рождения. И тут же признаться, напоив её вином, что всё своё светлое благодаря её присутствию в его жизни детство, отрочество и ещё более лучезарную от желания к ней хотя бы нечаянно прикоснуться, в одной из игр, а затем и как можно плотнее сблизиться со своей «святыней» юность, любил её и теперь и будет любить только её, лишь ещё более преданно и нежно, если она даст ему хотя бы один шанс ей это доказать. Прямо сегодня, сейчас, когда все их друзья уже наконец-то всё доели, допили и разошлись, разрешит ему хотя бы просто её поцеловать, ещё проще, ещё…