Т.Н.
Шрифт:
– Да что ты так напряглась-то вся, будто бы я тебя тут изнасиловать собираюсь? – оторопел он, когда увидел, что всё идёт не по плану. – Расслабься.
– А разве – нет? – возмутилась она.
– Блин, – смутился он, тут же поняв, что у него ничего уже не получится, и с усмешкой пошёл ва-банк. – Ты должна была догадаться об этом только после того, когда это уже произойдёт!
– Ах ты паскудник! И кто тебя этому научил? – вскипела она. – Впрочем, я уже догадываюсь. С ним я за это потом сама разберусь. Отдельно. Он у меня за всё заплатит! Меня ещё никому и никогда не удавалось изнасиловать, запомни! Лучшее средство обороны – нападение! Я всегда
Называя его после этого не иначе, как «малолетка». В память о том дне.
Наконец-то исполнив все его мечты! И даже больше. Но только – иногда. Сами понимаете. Тело, оно не резиновое.
Пока Банан был в море. И придя на берег между летним и зимним рейсами, невзначай зашёл к нему в гости. Чтобы проверить как у того дела. И узнать о том, что у него всё получилось: «Всё-всё! Как нельзя лучше.» Её мать, и сама ходившая в море шеф-поваром, помогла ему сделать все документы. После рейса узнав о том, что она теперь его тёща и заняв ему на оформление документов денег. И уже через пару дней он и сам, наконец-то, уходит в море. «И возможно, что когда-нибудь мы будем ходить вместе! В той же самой организации! Представляешь? Как мы и мечтали!» Он и…
Банан. До этого долго и красочно расписывавший ему прелести жизни морского самой неистовой хохломой. Призывая того перестать уже быть карманником, наконец-то начать работать и стать серьезней. Таким же суровым, как океан.
Наказав Банану ни в коем случае не спать с его возлюбленной. Ведь Банан так долго рассказывал ему о том, как он, как увидел её, всегда её хотел, столь неистово, как ни один король на свете не желал королеву враждебного ему государства. Сломить неистовое сопротивление той, что ополчила против него всё своё войско, напав на неё из укромной засады и обратив в бегство… Короче, так её расписал, так задрал её ценник в его глазах, что тот и сам решил воплотить все его мечты в жизнь. «Пригласив её на день своего рождения. Элементарно, Ватсон! Где и… Хи-хи!»
И Банан охотно заверил его, что этого ни в коем случае не случится. Молча поняв с таинственной улыбкой, что тогда ей будет явно не до сна!
И наконец-то ушёл в море.
Дав и своему лучшему другу на следующий же день после неудачи с одной из подружек избранницы Каравая, которую банан, к своему удивлению, тупо не захотел (дать ей написать себя с большой буквы), реабилитироваться в объятиях Анжелы. В его квартире. Куда покорённая Виталиком Анжела на следующий же день после дня рождения её хозяина, пойдя (ради этого) ему на уступки, переехала от матери. Только лишь утром за ранним завтраком в постели дав себя уговорить «пожить вместе», когда он отведал её солянки.
Ну, не захотел банан тогда в гостинице (можно сказать – в подворотне) эту дворнягу с улицы. Очередную подружку внеочередной избранницы Каравая. Проснувшись с перепоя утром и пожелав компенсировать в её объятиях свои вчерашние расходы. Подружка была согласна (с Учением Вовочки), да, но – лишь на компенсацию. Не более того. Приготовившись, раздвинув чресла, как у врача в кресле, терпеливо ждать, пока вся эта не самая приятная процедура для неё закончится. То есть – внушив ему отвращение! И заставив отвернуться. Да, так бывает. Даже –
С Анжелой же у Банана получилось ВСЁ! Даже то, на что он не смел и надеяться. Тем более – от неё.
– Ничего, что мне придётся изменить с тобой своему парню? – попыталась она вяло сопротивляться. Соблюдая ритуал.
– Двое – это уже толпа, – равнодушно пожал он плечами, – а там где толпа, там всегда заговор! Понимаешь?
И она поняла. Что это неизбежно! И распахнула объятья этому счаст-лифчику. Тайно вступив в его закулисные игры, чреватые дворцовыми переворотами. В постели. То обретая над ним свою всепоглощающую его власть, то понимая, вдруг, что это было не более, чем ловушка, троянский конь, подаренный ей только лишь для того, чтобы неожиданно подкрасться сзади и вероломно ввести в за… блуждение. Своего читателя, вместе с ним посмеявшись над тем, что он сейчас подумал. «Хи-хи!»
Но в каждой из поз неизменно ощущая себя его императрицей! Даже – снизу. Последовательно воплощая всё, о чём он только мечтал! В море.
И не только он. Вспоминая вслух в курилке на судне в том числе и о том, как сильно она ему всё это время нравилась. И как немыслимо она красива! «Накручивая» всю её красоту на вал Коллективного Бессознательного и заставляя хотеть её не только себя, распаляясь в предвкушении, но и – всем коллективом смены. А затем и – судна! Внезапно сплочённым в едином порыве страсти, пока он подробнейшим образом её описывал в тех или иных ситуациях, тут же выслушивая от каждого (возбужденного его рассказом) Члена экипажа встречное предложение совершить с ней то или иное безумство: «Да я бы отодрал её в за!… и против».
То есть – ещё больше, чем он мог бы даже надеяться от неё получить. Если бы подходил ко всему этому сугубо самостоятельно, а не под незримым контролем «общественных настроений». Которые он регулярно повышал (и ещё как!) своими бесконечными рассказами. Буквально заставлявшими его наплевать на все эти бытовые условности и действовать смелее. «Смелее, мой юный друг! – подбадривали Бывалые. – И только с ней, раз уж она так безумно тебе нравится! Не размениваясь по пустякам. В подвалах и подворотнях!»
– На это нужно сделать головной упор, – настаивал Банан. Анжелу, как брагу – на меду, – то есть – уйти в это дело с головой!
На что она то и дело заверяла Банана, что до него она «всего этого» отнюдь не любила. И если и делала иногда кому, то сугубо вынужденно.
– «Через губу»? – усмехался Банан, игриво ударяя ей по губам, в наказание. Своей сущностью. Ну, ни руками же…
– Если не в силах была отвертеться и отказать! – пыталась она «укусить» его в ответ. И символически прикусывала. Чтобы он не думал, что она шутит. – Но с тобой, сама не зная почему…
Ломаясь перед ним, как Пионер(ка). 13 Мол, ты не смотри, что я такая сегодня…
И делала это не столько ему, сколько его прозвищу: Банану. Не в силах остановиться. Выписывая его языком восторга с самой заглавной буквы! Пока он с самой искренней из улыбок проницательно её душу говорил, чтобы она перестала уже болтать и не отвлекалась на эти рассуждения и прочие глупости. От самого столь взволновавшего её внезапной прелестью именно с ним процесса. Что всё это он услышит от неё после. Но…
13
«Слепое кино».