Т.Н.
Шрифт:
И Банан упрямо давил на своё, общаясь напрямую с его подсознанием, а не с ним самим. И его меркантильными интересами. Пока он не начал там себе на уме рассуждать, вспоминая ещё и о себе. Забывая о том, что клиент всегда прав! И ты здесь – исключительно в его интересах. А потому, давай, решим тут по-быстренькому, как получится, и погнали дальше. Каждый – по своим делам.
– Файв хандрит! Гуд прайс, – озвучил он свою цену.
Тем более, что даже Банан понимал, что порт маленький. И приходы иностранных судов в такие порта – большая редкость. Да и приход сюда их судна не более, чем оказия. Возникшая из-за того, что компания, экспортировавшая кругляк туда, а машины – обратно, неожиданно сменила порт выгрузки леса. Так что если дилер не отдаст ему эту спортивку прямо сейчас, то будет ждать ещё не менее полу года. И за это время она ещё просядет в цене. И то не факт, что и тогда её купят. Ведь спортивка – тема на любителя. И не каждый захочет торчать на авторынке, ожидая этого любителя. Гораздо проще купить обычную «балалайку», как они меж собой называли седаны, и быстренько её продать. Первому встречному, втерев ему по ушам про бешеную популярность
– Май бизнес ноу саундсистэм, – повторял Банан. – Май бизнес – ка, – тыкал он пальцем в кузов. – Саундсистемз – май литэл перезент, – уничижительно усмехнулся Банан над «шарманкой». – Май прайс – файв хандрид, – твердо сказал он. – Доллар, – многозначительно поднял он палец к небу. – Амэрикан доллар!
Ведь жест есть компонент речи, а не языка. Который также есть лишь компонент речи, как один из способов её выражения. Когда ты используешь и язык тоже, как бы между делом, для того, чтобы наконец-то донести до другого тот смысл, который ты вкладываешь в вещи, через высказывание. Постоянно оглушая собеседника по голове своими смыслами. Изначально ему чуждыми. Ведь обыватель неспособен думать, обрекая себя на борьбу интересов. Где тот, у кого больше внутренних сил, тот и победитель!
В итоге дилер поломался минут пять и, оглянувшись, увидел что никого из покупателей на стоянке уже нет. Наконец-то прояснив для себя его смысл: неизбежной утилизации. Заставив и его рассматривать этот кусок потенциального металлолома как утиль. А не как хит сезона.
Кроме той самой симпатичной дамочки, упрямо засевшей в чёрном универсале чтобы подождать, пока все уйдут, и спокойно сбить цену до восьмиста. В отличии от Банана, милостиво позволив дилеру пойти ей на уступки без свидетелей. И ни перед кем не опозориться. Так сказать, в интимной обстановке. Разоткровенничавшись перед ней в универсале своей более широкой и светлой душой. И войдя в её нелегкое положение. На двуспальную кровать в гостинице. Если он окажется жаден до неприличия. И равнодушен к приличным манерам. Раскатав губу на компенсацию сделанной ей скидки. На которую она тут же и наступит! После того, как заключит сделку. Острым каблучком презрительной улыбки. Как она уже не раз это проделывала, умело манипулируя мужчинами и тут и в Рубиновом Городе, ослепляя их блестящей наживкой своей искренней улыбки. Которые были ей за это только благодарны. И даже начинали её невольно любить, пытаясь взять «на память» о своём поражении (её красотой) номер телефона. Или отметить в ресторане покупку у неё машины! А на утро, некоторые, даже немного ей завидовать.
О чём она, по секрету, поделилась вчера вечером с Лёшей.
А сегодня улыбнулась ему и его коллеге по бизнесу и поездке на такси, пока дилер отсутствовал на рабочем месте, оформляя машины первой волны покупателей. Предупредив их обоих о том, чтобы они на её «гнедую» даже не заглядывались, иначе она им обоим глаза повыцарапывает! И как бы в шутку, с улыбкой продемонстрировала им кошачьим движением свои когти. Тут же сделав серьезное лицо. Чтобы они в мгновение ока поняли, что она не шутит. Мол, дружба – дружбой, а пирожки – врозь! Это главный закон Кухарки. И пошли мимо неё дальше.
Мысленно разделив цену пополам, мол, так уж и быть, дилер сбросил цену до тысячи.
– One thousand dollars. O`key?
Типа, ни тебе, ни мне.
– Ноу о’кэй, – замотал головой Банан. Но тут же понял, что если он и дальше будет настаивать на пятистах, дилер пошлёт его к такой-то бабушке и закроет лавочку. Ведь рынок – это прежде всего компромисс.
– No o`key? – откровенно удивился дилер, повысив голос. – Great price!
– Сэвэн хандрэд долларз. Энд ю литтл прэзэнт, – многозначительно усмехнулся Банан. Имея ввиду шарманку, переводя это на личное. Как его личный подарок! Чтобы тот побыстрее уже согласился подарить ему этот кусок металлолома, используя деньги как нелепый предлог к товарообмену. На его поощрительную улыбку.
– Seven hundred?! Eight hundred dollars, – отрезал дилер. – My finish price!
– Окэй, – неохотно согласился Банан. Уступив его напору.
И дилер завозился с бумагами. Исподлобья сурово на него поглядывая.
– You little present, – сообщил дилер с натянутой улыбкой. Закинув в багажник ещё и комплект летней резины.
– О’кэй, о’кэй, – заулыбался Лёша, расслабившись и заместив Банан. Понимая, что этот комплект они так же продадут отдельно. И мысленно уже потирая руки. Двойной бонус!
И дилер повёз довольного Лёшу в банк. Менять никому ненужные здесь доллары на местные деньги.
Да и не было ничего удивительного в том, что иностранцы с трудом понимали, что он, там, им говорит. Но, к своему же удивлению, прекрасно понимая то, что именно он всем этим хотел сказать. Так сказать, под этим подразумевал. Ведь он строил предложения не так, как это было общепринято, а как строку из программы – на Бейсике. То есть того самого языка программирования для школьников, которым он владел в совершенстве. И столь же совершенно искренне верил в то, что раз за основу данного ему на УПК языка был взят разговорный английский, то если он строит фразу именно так, как его и обучали, то именно так и надо со всеми вокруг общаться. Ведь если ты строишь фразу на русском, то совершенно не важно в каком порядке твои слова следуют друг за другом, хоть в виде бреда обгоняя друг друга или и вовсе бессвязного лепета, лишь бы ты в конце этой сумбурной речи хотя бы и сам очень точно понимал то, что именно ты всем этим хотел сказать. И твоя полнейшая в этом уверенность помогала бы твоему собеседнику с тобой соглашаться. Чтобы его не посчитали за дурака. А то ещё и сочли б за умника!
11
Даниил Хармс.
Не понимая того, что это местные боги ему в этом помогали. Реализовать старинные запасы положительной кармы. Которую он тут заработал, воплощаясь как кто-либо из их местных писателей или поэтов. Книжицу которых как только кто-либо из жителей этой страны открывал и облагораживал его стихами или же витиеватой прозой свою душу, тут же звонкая монетка положительной кармы падала и в его копилку. Прекрасно понимая что тот, кто, в отличии от него, создает дурную литературу, повествуя о демоническом и негативном, готике, хороре и другим страшилкам, создает себе дьявольскую карму. Отнимая у себя удачу!
В банке дилер потребовал с Лёши дополнительную сумму за комиссию.
– My money. My money.
И повёз его молча дальше.
Да и произношение его тогда не знало себе равных. И ласкало слух, как опера в Ласкало. Даже в тех редких случаях, когда ему всё-таки удавалось правильно построить фразу. Пусть – случайно, включая RND. И это было, пожалуй, единственное, за что «англичанка» игриво «натянула» ему тройку в году перед выпускными экзаменами, как бейсболку – на глаза, ставя ему весь год то два, то пять. Ведь когда он читал ей заученные стихи, она словно бы расцветала. И вкрадчивый трепет её восторженного сияния разливался по всему классу столь бурно, что это чувствовали буквально все ученики. Даже – на задних партах. Переставая играть в карты. Непроизвольно начиная шёпотом повторять за ним. Слова этого восторженного гимна! Она находила в его произношении какой-то врождённый аристократизм, то восхищаясь его совершенной чисто английской артикуляцией, то, к всеобщему удивлению, обнаруживала какую-то скрытую мелодичность слога… и прочие восторженные эпитеты.
И когда Лысый после урока с угрожающим видом отводил его в сторону и строго спрашивал: как и где он успел научится такому произношению?! Он с удивлением отвечал ему, по-дружески, что ничему и нигде он не учился, а точно также, как и он, и все прочие бездари, то есть – всем классом, постоянно сбегал с её урока, делая вид, что им, якобы, сказали, что урока не будет, и стояли все сорок пять минут на гаражах недалеко от школы. Ожидая окончания урока, чтобы пойти на алгебру или физику, на которые нельзя было не пойти. Под страхом смерти! Ведь алгебру вела их классный руководитель. А физику так и вовсе – бывший директор школы. Которую сняли с поста директора школы только за то, что «в походе» один из её подопечных утонул в озере. Отбившись с двумя ещё более смелыми товарищами от остальных, решив окунуться. А учителя, который пошёл с ними «старшим группы», так и вовсе уволили. И теперь экс-директор каждого ученика буквально «топила», опуская на самое дно за неуспеваемость. Так что Лёша был единственным, кто добровольно-принудительно выбрал сдавать у неё экзамены (и за две-три недели вызубрил учебник по физике за восьмой класс, найдя его весьма занимательным), только за то, что в году эта «обижуха» угрожала ему поставить двойку! За прогулы. И сдавал у неё экзамены в абсолютно пустом классе. Весьма недовольный тем, что она поставила ему четыре. А не пять. Чтобы в году, по итогу, вышло три, а не четыре, как он хотел. Настаивая на том, чтобы она задавала ему дополнительные вопросы! Если она не верит в то, что он досконально знает её предмет. Который другие почему-то считали сложным. И выучил все-все определения! «Это тебе за то, что ты так редко посещал мои занятия», – впервые в жизни улыбнулась ему та. И закрыла журнал. Давая понять, что разговор окончен.