Такое кино
Шрифт:
Женя понеслась к метро, по дороге решая, надо ли заезжать домой, чтобы переодеться. Ах, балда, забыла спросить, что ему нужно привезти. На ходу набрала номер Туринского, но он уже не ответил. Женя прибавила ходу. Возле метро заскочила в магазинчик, купила фруктов, ореховой смеси, кураги и чернослива. Ехала в метро и оглядывала себя в темном окне. Надо же, столько не виделись, а я явлюсь сейчас к нему такой лахудрой в неизменной стеганой жилетке, в джинсах, опять с хвостиком вместо шикарного каре. Ну что ж, хорошо еще с
Пока искала клинику, которая располагалась в восьми автобусных остановках от станции метро, сто раз пожалела, что не поймала такси. Боялась в пробках застрять, а все равно получилось долго. Не зная приемных часов, Женя волновалась, что опоздает и ее не пустят.
Территория кардиологического центра оказалась весьма внушительной. Мордвинова еще потеряла время в поисках второго отделения. И вот когда она уже стояла у нужных дверей и достала телефон, он зазвонил в ее руках.
– Ну что?
– спросил нетерпеливо Туринский.
– Ты где?
– На месте. Дальше куда?
– Зайди за угол, там еще примыкает строение, буквой Т. Увидела? Теперь отсчитай пять окон слева направо и посмотри на второй этаж.
Женя сделала все, как он велел. Она зашла за угол, где не было ни души, подняла глаза и увидела режиссера в окне второго этажа с телефоном возле уха.
– Стой там!
– велел он и отключился.
Одно из окон второго этажа распахнулось, в нем показался Виктор Алексеевич. Он вдруг бросил вниз нечто вроде толстого длинного каната, закрепленного наверху, и крикнул:
– Придержи, чтобы не болталось.
Женя онемела от удивления, не веря своим глазам. Она послушно ухватилась за странную веревку и поняла, что это постельное белье, скрученное жгутом и связанное между собой. Ничего не понимая, она смотрела с замиранием сердца, как именитый режиссер вылезает в окно, хватается за сплетенную из простыней веревку и медленно спускается вниз. Когда он, покрасневший от напряжения и немного задыхающийся, ступил на землю, Женя выдохнула с облегчением и наконец выговорила:
– Нет, ты совсем больной!
– А то бы я тут сидел!
– невозмутимо ответил Туринский и хулигански подмигнул ей.
– Тебя что, насильно держали?
– не унималась Мордвинова.
– Ты понимаешь, что с твоим сердцем опасны такие штучки?
Из-за угла показались какие-то люди.
– Женька, давай двигай за мной!
– он дернул ее за рукав и потащил за собой к зеленым насаждениям, окружавшим кардиологический центр со всех сторон. Пока они пробирались по колючим кустам к лазу в заборе, Женя отчитывала беглеца:
– Ты хоть понимаешь, что делаешь, а? Ты же после инфаркта, тебе любое физическое напряжение противопоказано, потому что смертельно опасно!
– Жить вообще опасно, - ответил Туринский, деловито высовывая свой внушительный нос из лаза и оглядываясь по сторонам.
Одет он был вполне цивильно: в легкие льняные брюки и серую футболку, на ногах сандалии. Разве что легковато для начала сентября, но в глаза это не бросалось. Худощавый режиссер без труда просочился в дыру, а вот Мордвиновой пришлось попотеть, прежде чем она оказалась по ту сторону забора, на тротуаре.
– Ну, Женька, раздобрела на покое! Но ничего, я тебя теперь погоняю, - посмеивался Туринский, глядя, как она поправляет одежду и волосы.
– Еще издеваешься, граф Монте-Кристо хренов, - огрызнулась Женя.
– У меня жилетка толстая.
– Жилетка!
– фыркнул режиссер и направился к проезжей части.
Он поднял руку, останавливая машину. Попался частник, плохо говорящий по-русски.
– Прости, брат, - сказал Туринский.
– Тебе не подойдет наш маршрут, заблудишься.
Таксист пожал плечами и отъехал. Еще две машины пропустил Виктор Алексеевич, прежде чем скомандовал своей спутнице:
– Садись!
Мордвинова послушно забралась на заднее сиденье, с наслаждением откинулась на спинку и закрыла глаза. Устала. Она не разобрала, что сказал водителю Туринский. Машина тронулась, и Женя внезапно провалилась в сон: сказался хронический недосып последней рабочей недели. Проснулась также внезапно, когда они остановились, и Виктор сказал:
– Вылезай, приехали!
Спрятав бумажник в карман, он открыл перед ней дверцу. Женя с трудом выбралась из машины: ноги затекли от неудобного положения, пока она спала. Такси тотчас отъехало. Мордвинова огляделась по сторонам. С одной стороны стеной стоял лес, с другой - вдали виднелись редкие строения, тянулись заборы. Женя удивленно спросила:
– Мы где?
– В писательском поселке Шишкино, под Москвой, - ответил Туринский и направился к воротам усадьбы, утопающей в зелени.
Женя шла за ним и растерянно бормотала:
– Мне же на работу надо...
– Какая работа, Жень?
– обернулся Туринский.
– Ты же не бросишь больного человека одного на даче!
В глазах его прыгали лукавые чертики. Мордвинова хотела было возмутиться, но воздух усадьбы был так упоителен, тишина так благотворна, что уже не хотелось ничего говорить. Они шли к дому по песчаной дорожке.
Дом был двухэтажный, старый, еще тридцатых годов прошлого века, но в отличном состоянии. Определенно ремонтировался недавно. Женя могла только мечтать о такой даче. Старые липы подступали к самому крыльцу, на участке росли огромные сосны, дом окружала застекленная терраса. Туринский пошарил в щели под крыльцом и достал ключи.
– Чья это дача?
– полюбопытствовала Женя.
– Моя, - хвастливо ответил режиссер.
– Досталась по наследству от хорошего писателя и отличного мужика... Царствие ему небесное.