Талисман
Шрифт:
Ричард Слоут удивленно открыл глаза. Он замерз. Сначала ему показалось, что он умер. Он где-то упал, возможно, с крутых ступенек на стадионе Школы Тэйера. Теперь лежал холодным и мертвым, и больше ничего с ним не могло случиться. Он внезапно почувствовал облегчение.
Но в голове поднялась свежая волна боли, и он ощутил теплую кровь, текущую по его холодной руке. Оба этих ощущения доказывали, что, хотя он и был близок к этому, Ричард Левеллин Слоут еще не был мертв. Он был только страдающим раненым существом. Вся верхняя часть головы, казалось, была
Ричард, не отнимая руки от головы, приподнял подбородок так, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда слышался голос отца.
Джек Сойер держал Талисман — это было следующим, что увидел Ричард. Талисман был цел. Ричард ощутил, как к нему возвращается чувство облегчения, возникшее у него, когда он подумал, что умер. Даже без очков Ричард видел, что у Джека неприступный, несгибаемый вид, и это производило глубочайшее впечатление. Джек выглядел как… как герой. Этим было сказано все. Джек выглядел как грязный, растрепанный, удивительно юный герой, совершенно не соответствующий своей роли, но все равно герой.
Джек теперь был просто Джеком, увидел Ричард. Странная неестественность, словно киноактер пытается играть роль двенадцатилетнего мальчика, исчезла. Это делало его героизм еще более впечатляющим.
Отец Ричарда плотоядно улыбался. Но это не был его отец. Его отец давно погиб — погиб от своей зависти к Филу Сойеру, от жадности и амбиций.
— Мы можем так продолжать до бесконечности, — сказал Джек. — Я никогда не отдам тебе Талисман, и ты никогда не сможешь уничтожить его с помощью своей безделушки. Сдавайся.
Ключ в руке отца медленно опустился, потом отец повернулся к Ричарду и направил ключ прямо на него.
— Сначала я разорву Ричарда в клочья, — сказал его отец. — Ты действительно хочешь увидеть, как твой приятель Ричард превращается в бекон? А? Да? Ну и, конечно, я не постесняюсь оказать ту же честь тому паразиту, который лежит рядом с ним.
Джек и Слоут обменялись короткими взглядами. Его отец не шутил, Ричард знал. Он мог убить его, если Джек не отдаст Талисман. А потом он убьет старого негра Спиди.
— Не делай этого, — смог прошептать он. — Плюнь ему в рожу, Джек. Пусть трахает сам себя.
Джек чуть не свел с ума Ричарда, подмигнув ему.
— Просто брось Талисман, — услышал он голос отца.
Ричард с ужасом увидел, что Джек раздвигает ладони, чтобы выпустить Талисман из рук.
— Джек, нет!
Джек даже не оглянулся на Ричарда.
Ты не владеешь вещью, если не можешь ее отдать, услышал он голос матери. Ты не владеешь вещью, если не можешь ею поделиться, иначе это не дает ничего человеку, ничего, ты не проходил это в школе, ты узнал это в пути, ты узнал это от Ферда Джанклау, от Волка, от Ричарда, летящего головой вперед на камни, словно «Титан-2», у которого случились неполадки на старте.
Ты должен понять это или умереть где-то в мире, в котором нет чистого света.
— Не надо больше убийств, — произнес он в наполненной снегом темноте калифорнийского дня. Он ужасно устал, шутка ли — четыре дня ужасов, и теперь, в конце пути, он подкинул шар, словно неопытный полузащитник, которому предстоит еще многому научиться. Отбросил его от себя. Ему ясно послышался голос Андерса, Андерса, стоящего на коленях перед Джеком/Джейсоном, раскинувшего по полу вокруг себя свою шотландскую юбку, Андерса, говорящего: Все будет хорошо, все будет хорошо, и все будет в порядке.
Талисман лежал на снегу, плавя его и превращая в маленькие капельки; в каждой капельке была радуга.
— Не надо больше жертвоприношений. Разбей его, если сможешь, — сказал Джек. — Мне жаль тебя.
И Морган сделал ошибку, погубившую его. Если бы у него осталась хотя бы капля разума, он взял бы камень и разбил Талисман… а тот действительно мог разбиться, ибо был хрупким и беззащитным.
Вместо этого Морган направил на него ключ.
Когда он делал это, голова его наполнилась полными любви и ненависти воспоминаниями о Джерри Бледсо. О Джерри Бледсо, которого он убил, и его жене, которая могла стать Лили Кевинью… Лили, которая разбила ему нос, когда однажды, будучи навеселе, он пытался пристать к ней.
Из ключа вырвалось сине-зеленое пламя. Оно стрелой достигло Талисмана, разлилось по нему, превращая его в сияющее солнце. В тот момент Талисман светился всеми цветами… в тот момент в нем были все миры. Потом он погас.
Талисман поглотил огонь из ключа Моргана.
Полностью.
Вернулась тьма. Джек поскользнулся и резко сел на икры Спиди Паркера. Спиди застонал.
На две секунды все замерло… а потом из Талисмана потоком полилось пламя. Глаза Джека широко раскрылись, несмотря на его испуганную мысль,
(он ослепит тебя, Джек! Он…)
и измененная география Пойнт-Венути осветилась, как будто Бог Всех Вселенных решил сделать фотоснимок. Джек увидел «Эджинкорт», осевший и полуразрушенный; он увидел возвышенности, ставшие теперь низменностями; он увидел Ричарда, лежащего на спине; он увидел Спиди, лежащего на животе, повернув голову набок. Спиди улыбался.
Потом Морган Слоут был отброшен назад и объят пламенем его собственного ключа — пламенем, которое Талисман впитал так же, как и отблески света от оптического прицела Солнечного Гарднера, и вернул назад с тысячекратной силой.
Между мирами открылась дыра, дыра размером с тоннель, ведущий в Оутли, и Джек увидел, как Слоут в горящем коричневом костюме, все еще сжимая в руке ключ, исчез в этой дыре. Глаза Слоута кипели в глазницах, но они были широко открыты… они осознавали.
Когда он исчезал, Джек увидел, как он изменился, увидел плащ, напоминающий крылья летучей мыши, пролетевшей через пламя факела, увидел его горящие сапоги, его горящие волосы. Увидел, как ключ превратился в некое подобие миниатюрного громоотвода.