Талисман
Шрифт:
Ричард протянул руку ладонью вверх. На ней еще оставались красные пятна.
— Я думаю, мы так и сделаем, — сказал он. — Дай пять, Джеки!
Джек хлопнул своей ладонью по ладони Ричарда, и они двинулись по коридору. Ричард опирался на плечо Джека.
На половине пути Ричард удивленно уставился на металлические обломки, разбросанные по полу:
— А это еще что?
— Консервные банки, — сказал Джек и улыбнулся.
— Джек, что за чушь ты не…
— Не бери в голову, Ричард, — сказал Джек. Он улыбался и по-прежнему чувствовал себя хорошо, но на душе у него снова стало неспокойно. Землетрясение кончилось… но оно продолжалось. Их мог ждать Морган. И Гарднер.
Не бери в голову. Пусть будет что будет.
Они добрались до холла, и Ричард удивленно оглядел ступени, сломанную регистрационную стойку, перевернутые охотничьи трофеи и подставки для флажков. Набитая опилками голова черного медведя засунула свой нос в одну из ячеек для писем, словно нюхая что-то приятное, вероятно, мед.
— Ого, — сказал Ричард, — все здание чуть было не развалилось!
Джек повел Ричарда к дверям, попутно отметив его почти жадное восприятие маленькой полоски солнечного света.
— Ты готов к этому, Ричард?
— Да.
— Там твой отец.
— Нет, его там нет. Он мертв. А там есть его… как ты это называешь? Его двойник.
— А-а-а…
Ричард кивнул. Несмотря на близость Талисмана, он опять выглядел уставшим.
— Да.
— Там, похоже, будет большая драка.
— Ну что ж, я сделаю что смогу.
— Я люблю тебя, Ричард.
Ричард устало улыбнулся:
— Я тоже тебя люблю, Джек. А теперь пойдем, а то я уже начинаю нервничать.
Слоут действительно был уверен, что все у него под контролем. Он был уверен в этом до тех пор, пока не увидел своего сына — явно слабого, явно больного, но все еще живого, он выходил из Черного отеля, опираясь на плечо Джека Сойера.
Слоут также был уверен, что контролирует свои чувства в отношении сына Фила Сойера — сначала это был гнев, из-за которого он упустил Джека в королевском павильоне, потом на Среднем Западе. Господи, он спокойно пересек Огайо, а от Огайо было рукой подать до Орриса, владений другого Моргана. Но гнев привел к неконтролируемому поведению, и мальчишка ускользнул. Он подавил свой гнев, но теперь он вспыхнул с новой силой, словно кто-то плеснул керосин в затоптанный костер.
Его сын все еще жив! И его любимый сын, которому он собирался передать царствование над всеми мирами и вселенными, опирается на плечо Сойера!
Но и это было не все. В руках у Сойера, мерцая и вспыхивая, словно звезда, упавшая на Землю, был Талисман. Даже отсюда Слоут чувствовал его — словно гравитационное поле планеты, став сильнее, тянуло его вниз, заставляло трудиться сердце; словно время ускорялось, иссушая его плоть, ослепляя глаза.
— Больно! — завыл Гарднер.
Многие из Волков, уцелевших в землетрясении и вернувшихся к Моргану, теперь мчались прочь, закрывая лица. Двое из них беспомощно блевали.
На миг Морган почувствовал страх… а потом ярость, волнение и одержимость, питавшую его грандиозные мечты о царствовании. Эти чувства прорвали паутину его самоконтроля.
Он поднял большие пальцы к ушам и резко всадил их глубоко внутрь, так, что почувствовал боль. Потом высунул язык и стал грозить пальцем мистеру Джеку Поганой Сволочи, Которая Скоро Сдохнет — Сойеру. Секунду спустя его верхние зубы опустились, как гильотина, и отделили кончик языка. Слоут даже не заметил этого. Он схватил Гарднера за бронежилет.
Лицо Гарднера было белым от страха.
— Они вышли, он взял ЭТО, Морган… Господи!.. Нам надо бежать, мы должны бежать…
— ПРИСТРЕЛИ ЕГО! — заорал Морган в лицо Гарднеру. С кончика его языка тоненькой струйкой текла кровь. — ПРИСТРЕЛИ ЕГО, ТЫ, ЭФИОПСКИЙ КОЗЕЛ, ОН УБИЛ ТВОЕГО СЫНА! ПРИСТРЕЛИ ЕГО И РАССТРЕЛЯЙ ЭТОТ ЧЕРТОВ ТАЛИСМАН! СТРЕЛЯЙ ПРЯМО ЧЕРЕЗ РУКИ И РАЗБЕЙ ЕГО!
Слоут начал приплясывать перед Гарднером, его лицо строило гримасы, большие пальцы снова оказались в ушах, подрезанный язык то появлялся, то исчезал, как новогодняя игрушка, которая раскручивается со смешным звуком. Он выглядел как дитя-убийца, веселый и в то же время ужасный.
— ОН УБИЛ ТВОЕГО СЫНА! ОТОМСТИ ЗА СЫНА! УБЕЙ ЕГО! СТРЕЛЯЙ! ТЫ ПРИСТРЕЛИЛ ЕГО ОТЦА, ТЕПЕРЬ ПРИСТРЕЛИ ЕГО!
— Руэл… — задумчиво произнес Гарднер. — Да, он убил Руэла. Он — самая гадкая сволочь, когда-либо рождавшаяся на свет. Все мальчишки. Аксиома. Но он… он…
Он повернулся к Черному отелю и поднял винтовку. Джек и Ричард достигли конца искореженной парадной лестницы и двигались к деревянному тротуару, который еще несколько минут назад был плоским и ровным. В прицеле двое мальчиков были большими, как трейлеры.
— ПРИСТРЕЛИ ЕГО! — ревел Морган. Он снова высунул окровавленный язык и издал детский триумфальный клич: «Ядда-ядда-ядда-яаа!». Его ноги, обутые в грязные туфли «Гуччи», топали по песку. Одна нога неуклюже опустилась на откушенный кончик языка и еще глубже втоптала его в песок.
— ПРИСТРЕЛИ ЕГО! РАССТРЕЛЯЙ ЕГО! — выл Морган.
Ствол винтовки описывал круги, как и в тот раз, когда Гарднер собирался стрелять в резиновую лошадь. Потом замер. Джек нес Талисман, прижимая его к груди. Его мерцающий свет виднелся в перекрестье прицела. Винтовка 36-го калибра могла пробить его, разбить на кусочки, и тогда солнце должно почернеть… Но прежде чем это случится, подумал Гарднер, я увижу, как взрывается грудь этого отвратительного мальчишки.
— Он мертвец, — прошептал Гарднер и нажал на спуск винтовки «уэзерби».
Ричард с большим трудом поднял голову и сразу был ослеплен отраженным солнечным светом.
Два человека. Один слегка наклонил голову, другой, похоже, танцевал. Еще одна вспышка солнечного света, и Ричард понял. Он понял… а Джек смотрел в другую сторону. Джек смотрел туда, где лежал Спиди.
— Джек, берегись! — закричал Ричард.
Джек с удивлением оглянулся: