Тамерлан (начало пути)
Шрифт:
Неравная схватка, тем не менее, длится достаточно продолжительно. Запомнится: одного из преследователей, того, который каким-то образом пробравшись к лазу, пытался карабкаться вслед за приятелем, сабля Чеку достала вовремя. Чеку сразил и второго, третьего… Но вот он споткнулся, упал и стая со всех сторон наваливается на него, крепко держит за руки… Чеку устал, он весь в кровоточащих ранах и тем не менее в своем духе: эпатирует, сыпет оскорбительные словечки…
Доволен и приятель его: наконец-то он наверху стены недосягаем, а потому, сняв штаны, он в знак
«Гадальщик» взбешен, едва ли не с кулаками набрасывается на своих воинов – кричит:
– Болваны! Почему никто из вас не удосужился захватить стрелы и лук!?
Чеку, напротив, хохочет.
61
Самарканд. Тюрьма. Мрачные, то и дело изгибающиеся, разветвляющиеся коридоры… По одному из них с факелами в руках шествует группа людей, среди которых нетрудно узнать знакомых нам «гадальщика», лопоухого, торговцев горшками и арбузами и… Джамаля, правителя Самарканда. Группа проходит мимо ниш в стене, в которых за толстыми железными прутьями видны измученные фигуры узников. Такого примерно рода камеры и в полу коридоров. Это-зинданы. Люди останавливаются около одного из зинданов, факельщики освещают чрево зиндана, на дне которого видна фигура заключенного. Факельщики – тюремщики со знанием дела показывают повелителю свой «товар».
– Имам Дауд, – информирует тюремщик – об обитателе зиндана – богохульник. Богоотступник…
Джамаль не считает нужным далее вникать в дело имама Дауда и следует дальше, останавливается у другого зиндана…
– Это Джафар. Бунтовщик. Смутьян…
– Почему они молчат? – наконец произносит Джамаль.
– У них… отрезаны языки, а у этого, мой повелитель, еще и руки.
Повелитель Самарканда ковыляет дальше.
– Господин повелитель… Господин повелитель! – слышится отовсюду – справа и слева из-за решеток на шествующих смотрят изможденные лица заключенных.
Но вот перед шествующими открываются двери – свита оказывается в камере пыток. Внутри помещения по обе стороны камеры и в глубине ее – предметы, необходимые для пыток. Тут же – трое людей. Двое из них, судя по всему, работники тюрьмы, третий – Чеку…
Работники раскланиваются, усаживают повелителя Самарканда Джамаля в кресло… Один из его свиты что-то шепчет ему на ухо – тот едва уловимым кивком принимает к сведению сказанное, затем немигающее взирает на Чеку.
– Ведомо ли тебе, кого изволят лицезреть твои, да будут они прокляты, глаза? – спрашивает глава тюрьмы.
– Это – повелитель славного города Самарканда. И да будет к ним всегда милостив Аллах! – отвечает Чеку.
Глава тюрьмы наклоняется снова к Джамалю – тот коротко что-то шепчет. Глава тюрьмы обращается к Чеку:
– Почему ты здесь?
– Я с приятелем гулял по базару и тут…
– Гуляли?
– Свидетель Аллах – гуляли…
Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.
– Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?
– Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.
Снова смех.
– За арбузы и дыню забыли заплатить?...
– О, вы всевидящие и всезнающие люди – да, забыли! Забыли – чертова память!...
Веселое оживление.
– Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?
Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:
– Видит Аллах, они разорили меня.
– Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.
Повелитель города снова что-то шепчет главе тюрьмы.
– Ты погубил двух лучших воинов повелителя – тоже нечаянно?
– О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали “двое”? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …
– Хватит лжи! – рявкнул глава тюрьмы. – Прикуси свой грязный язык!
Повелитель города дает знак главе тюрьмы – шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:
– Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому – да поможет его деяниям Аллах! – повелителю Самарканда – лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?
– Я несчастный бродяга – да покарает меня Аллах! – а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.
Повелитель что-то шепчет снова – в который уже раз! – главе тюрьмы – тот жестом подзывает лопоухого.
– Говори, как назвал нашего… всемилостивого?
Лопоухий мнется.
– Говори!
– У меня не поворачивается язык – да отсохнет он! – произнести это богопротивное слово…
– Говори! – наконец-то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.
– Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…
– Так и назвал? – спрашивает тюремщик.
– Он… “кривой Джамаль”… Клянусь, это его слова!
Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено – идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг-другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов – один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…
62
Снова – мрачный, темный коридор. Вдали, словно светлячки – огоньки. Это – удаляется с факелами свита повелителя. За кадром жуткий вопль. Ясно: “допрос” Чеку продолжается….
63
А вот он, Чеку, собственной персоной стоит перед вершителями его судьбы. Глава тюрьмы в окружении других работников тюрьмы зачитывает приговор:
“… За богопротивные деяния, выразившиеся в обмане, воровстве, нанесении ущерба верным Аллаху и законопослушным гражданам, а также великому Самарканду, убиение двух славных воинов гвардии повелителя, человека без доброго рода по имени Чеку сына барласовца из Кеша, приговариваю к заточению сроком на 5 дней в зиндан, а по истечении 5 дней – лишению языка, а затем и головы…”