Тариф на друга
Шрифт:
– Здравствуй Лона, я не надолго, и по очень серьезному делу.
Элеонора Ивановна взглянула на гостью, отметила жесткий блеск ее некогда печальных, томных глаз и отодвинулась давая Анне Яковлевне проход.
– Ты изменилась, душечка. Глядишь, еще парочку возлюбленных на тот свет отправишь и сделаешься человеком. А то идет такая гинеталия на ножках, что хочется сразу генеколога вызывать. – Заметила хозяйка, провожая Табаровскую в гостиную.
– Не ерничай Лона. Я сегодня бешенная, могу и ударить. – Предупредила Табаровская: – Давай забудем всю шелуху. Его уже между нами нет.
– Ясно, ты пришла меня лупить. А мы с Ликой ужинать собрались. Может присоединишься, а потом набравшись сил, приступишь к рукоприкладству. – Пригласила Элеонора Ивановна и еще раз внимательно оглядев гостью, добавила: – А за дочку спасибо.
– За что спасибо? – Не поняла Табаровская.
– Не прикидывайся. За казино, за тетушку Влагина, за науку спасибо. – Пояснила вдова: – Оказывается ты баба смелая. Ладно пошли ужинать.
– Прости, но у меня очень мало времени. – Отказалась Анна Яковлевна.
– У тебя мало времени?! – Искренне удивилась хозяйка.
– Да у меня. Я не шучу Лона. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Много времени это не потребует.
Элеонора Ивановна молча показала на дверь в гостиную.
– Мама, кто к нам пришел? – Крикнула Лика, из кухни.
– Девочка, начинай без меня Я занята. – Ответила ей мать и закрыла в гостиную дверь. Лика не поняла, что происходит в квартире, и покинув кухню, заглянула к матери.
– Ты можешь нам дать десять минут спокойно поговорить. – Резко заявила Элеонора Ивановна дочери. Та испуганно попятилась: – Конечно, мамочка. Я просто не поняла, что у нас гости…
Женщины просидели минут сорок. Затем Элеонора Ивановна, бледная и молчаливая, проводила Табаровскую до дверей и защелкнув за ней замок, вернулась в гостиную.
– Мы ужинать будем? – Напомнила Лика, поняв, что они опять остались вдвоем.
– Я есть не буду. А ты найди себе что-нибудь и ужинай.
– Что с тобой, мамочка? На тебе лица нет? – Воскликнула Лика и хотела броситься к матери.
– Не надо, оставь меня одну. Со мной все в порядке.
Удивленная и испуганная Лика повернулась к двери, но мать ее остановила:
– Запомни, если кто-нибудь будет спрашивать, Анна Яковлевна сегодня была нашей гостьей и осталась у нас ночевать. Ты все поняла?
– Кто спрашивать, мамочка? – Растерялась Лика.
– Бестолочь, я же сказала, кто бы не спрашивал, разве не понятно?! – Крикнула Элеонора Ивановна в бешенстве.
– Да, мамочка. – Прошептала Лика и тихонечко вышла из комнаты.
Табаровская никогда так быстро не ходила. От ее прежней женственной походки не осталось и следа. Анна Яковлевна вышагивала резко, по мужски… Возле дома она зашла в дежурный ночной магазинчик, купила бутылку дорогого коньяка и шампанское. Уплатив за покупки, минуту подумала и попросила еще кусок швейцарского сыра. Поднявшись к себе в квартиру, она не стала зажигать верхнего света, а включила лишь маленькую лампочку у постели, а на стол поставила канделябр с тремя свечами. После этого, разделась до гола и быстро отправилась в ванную. Приняв душ, уложила волосы, и усевшись возле телефона, стала их сушить феном. Так она сидела минут двадцать, пока не зазвонил телефон.
– Жду. Когда ты будешь? – Спросила она нежным, воркующим голосом:
– Хорошо, через пол часа я накрою на стол.
Покончив с сушкой, Анна Яковлевна подошла к зеркалу и распустив высохшие волосы, внимательно оглядела свою фигуру: – В темноте сойду за девицу. – Прошептала она и открыла шкаф. Кружевной прозрачный халат ей подарил друг в Париже. Этот халат Анна Яковлевна никогда не надевала, считая его слишком фривольным. Сегодня была его премьера. Черные кружева просвечивали и делали огромные глаза женщины мистическими и бездонными. Жесткий недобрый свет, появившийся в них недавно, Табаровская сейчас пыталась пригасить, чтобы снова превратилась в томную газель. Полумрак скрывал ее мелкие морщинки и в зеркале отражалась прекрасная и молодая куртизанка: – «Как одежда нас меняет» подумала Табаровская и занялась хозяйством. Она постелила на стол небольшую парчовую скатерку, поставила две рюмки и два бокала, затем напитки и фрукты. Поглядев на получившийся натюрморт, удовлетворенно хмыкнула и зажгла свечи. Не успела она закончить сервировку, как раздался звонок в прихожей. Анна Яковлевна еще раз взглянула на себя в зеркало и решительно направилась к двери.
На пороге стоял Владимир Игнатович Сазонов в прекрасном дорогом костюме, при бабочке и с букетом коралловых роз в руке. В другой он держал увесистый пакет.
– Ты прекрасна. – Вырваось у Сазонова, при виде хозяйки.
– Я хотела тебе понравиться, Володя. – Ласково призналась Анна Яковлевна и повела гостя в комнату: – Подожди, я поставлю в воду эти восхитительные цветы.
– Как я давно у тебя не был. – Прошептал Сазонов, оглядывая жилье Табаровской. В игре живого огня от свечей канделябра квартира переводчицы выглядела совсем не так скромно, как при дневном свете. Мерцающие отблески ложились на старые фотографии в почерневших от времени деревянных рамках, поблескивали нити парчи на скатерте столика и маняще светились золотистые бокалы.: – Как хорошо. Словно мне опять двадцать лет.
– Да, Володя, нам опять по двадцать. Я хочу выпить за тебя. Открой вино и коньяк. Коньяк для себя, если хочешь?
Сазонов хотел и ловко откупорил обе бутылки: – У нас еще кое что есть! – Воскликнул он и, внес забытый от волнения в прихожей, пакет с подарками.
– Шоколад! Горький, какой я люблю. Настоящее французское Бордо! – Анна Яковлевна захлопала в ладоши и нежно поцеловала Сазонова. Он смутился и замер. Как же долго он ждал своего часа. Сколько лет он любил эту женщину без всякой надежды на взаимность. И теперь она его целует.
– Наливай, Володя. Я хочу выпить за тебя. – Повторила Табаровская и подняла пустой бокал. Сазонов наполнил его шампанским и налил себе.
– А я хочу выпить за тебя, моя вечная любовь – Сказал он и, чокнувшись с Анной Яковлевной, выпил свой бокал до дна.
– Володя, я все знаю и горжусь тобой. – Прошептала она и вонзила свои огромный глаза в Сазонова: – Это ради меня. Правда?
Владимир Игнатович побледнел и, всматриваясь в подругу юности, пытался понять смысл ее слов.
– Ты убил Натана ради меня. Ты настоящий рыцарь. – Продолжала свою страшную речь Анна Яковлевна. Сазонов силился что-то сказать, но она не дала. Табаровская подошла к нему и, прижавшись всем телом, долго и горячо поцеловала в губы.
Он стоял в оцепенении, пока яростное желание не захватило его целиком. Тогда он поднял Табаровскую и понес на тахту. Она не сопротивлялась. Кружевной халат раскрылся и Владимир Игнатович стал целовать ей шею, грудь и живот, покрыл поцелуями ее ноги и нервные породистые руки.
– Я люблю тебя Анечка. – Шептал он все больше распаляясь и хмелея от ее близости.
– Я тоже тебя люблю. Ты настоящий герой. Теперь таких нет. Я очень жалею, что не поняла этого раньше. – Еле слышно отвечала Табаровская.